Совиный дом

И Клодина думала, что она нашла это слово. Она принадлежала к тем благородным натурам, которые не могут успокоиться, пока не найдут хороших сторон в человеке, а найдя их, вполне прощают за все. Она молчаливо простила герцогу, когда увидала, как он борется со своей страстью, как старается терпеливо относиться к герцогине, терпеливее, чем прежде, и как в ней самой чтит друга матери своих детей… Клодина была убеждена, что в этом положении ограждена от любви и ненависти. Она писала герцогине-матери: «О, если бы вы, ваше высочество, знали, как я счастлива от постоянного общения с этим благородным сердцем. Я только думаю, чем могла заслужить дружбу этой неординарной души. Даже то, что вы, ваше высочество, порицали в ней, не кажется недостатком при близком знакомстве с герцогиней. Ее высочество не выставляет напоказ свою любовь к супругу, напротив, она до того полна ею, что ей пришлось бы притворяться, если бы она хотела скрыть ее».

Клодина казалась оживленнее, чем прежде. Она с нетерпением ждала карету, которая отвозила ее в Альтенштейн, потому что забывала свое горе в окружающей больную атмосфере, проникнутой мыслью о смерти…

Однажды герцогиня, робея, как институтка, дала молодой девушке две тетради — это были маленькие стихотворения, ее сочинения. Сначала ликующие песни невесты, потом глубоко прочувствованные слова счастья молодой жены, наконец, стихи, писанные у колыбели сыновей.

Может быть, стихи были слишком сентиментальны, но Клодина помнила, чьи это сочинения, и нашла, что они хорошо и вполне выражают и настроение полного счастья, и мрачное предчувствие беды. Там было и несколько странно задуманных новелл. В них действовали двое людей, любящих друг друга превыше всего и разлученных навеки волею злого рока, но никогда — по вине одного из них… Клодина дивилась грустным развязкам, но не говорила об этом, чтобы не огорчать и без того склонную к печали герцогиню.

Прошла неделя. Гости Нейгауза не нарушали покоя герцогини, как она того боялась сначала… Принцесса Елена иногда врывалась, как вихрь, в ее комнату, но всегда страшно спешила назад к «дорогому ребенку сестры». Старая принцесса лежала целые дни на кушетке с больной ногой. Клодина виделась с Беатой только однажды, когда она рано утром пришла в Совиный дом, чтобы рассказать о некоторых привычках маленькой принцессы, и принесла массу сладостей. Она сочувственно отозвалась о новых порядках Совиного дома, вообще же была молчалива и удручена; на вопросы Клодины отвечала, что желает только одного: не состариться за эти четыре недели. Дело оказалось гораздо хуже, чем она предполагала: в целом доме не было уголка, где можно было бы спастись от этого блуждающего огонька — маленькой принцессы, а Лотарь на ее жалобы только пожимал плечами.

Клодина опустила голову, ожидая удара, который разрушил бы последнюю надежду, но Беата остановилась и заговорила о другом — о том, что Берг с каждым днем становится невыносимее и что она, очевидно, имеет большое влияние на принцессу Елену. «Но мне все равно» — добавила Беата.

Сегодня, благодаря великолепной погоде, герцогиня приказала подать чай в парке, в том месте, где он сходится с лесом, на той самой лужайке, где заснула вечным сном жена Иоахима.

Гамак, в котором лежала герцогиня, висел под вековыми дубами, а Клодина в белом легком платье сидела рядом с ней на удобном бамбуковом стуле, обтянутом парусиной, и читала вслух. Напротив нее на лакированном японском столике лежало вечное вязание фрейлины фон Катценштейн, которая стояла в стороне, готовя все к чаепитию.

Под тенью группы каштанов герцог, два старших принца, гувернер, ротмистр фон Риклебен и Пальмер играли в кегли.

Радостные восклицания, смех детей и стук шаров доносились к дамам, и герцогиня смотрела туда полными счастья глазами.

— Остановитесь, Клодина, — попросила она. — День прекрасен, солнце ясно, а рассказ так мрачен. Он кажется мне неестественным. Как вы думаете, что еще случилось с обоими героями?

— Ваше высочество, я думаю, что конец будет трагичен, — сказала Клодина и отложила книгу.

— Он приготовил яд, — сказала герцогиня.

— Да, — ответила Клодина, — она должна умереть.

— Она? — изумилась герцогиня. — Что за ужасная мысль! Он сам хочет отравиться, потому что чувствует себя не в силах жить с нею и без другой.

— Не знаю, ваше высочество, — проговорила девушка, — судя по ходу рассказа…

— Пожалуйста, поскорее книгу! — воскликнула герцогиня; она поспешно раскрыла ее, прочла конец и проговорила: — Вы правы, Клодина!

— Иначе это психологически невозможно, если вы, ваше высочество, следили за характером героя…

— Я в нем не нашла ничего особенного, — перебила герцогиня. — Нет, Клодина, это не правдиво! Слава Богу, такие фантазии относятся к области безумия, не будем читать дальше. Мир так хорош, и мне так радостно, легко сегодня!

Она отбросила шелковое одеяло, прикрывавшее ее фуляровое платье с белыми горошинами, и махнула рукой в сторону каштанов.