Совместный исход. 1973

Встал рано. Перечитываю «Литературку» — последние номера, которые пропустил из-за ФРГ. Густо идут статьи о современном рабочем, о современном интеллигенте, о современном герое литературы. Каков он? Каким должен быть? В центре таки образ руководителя. За объект дискуссии взят Пешков из «Человек со стороны» Дворецкого (я видел в «Современнике»): «социальная активность, сознательность, гражданская честность и мужество личности героя современности, профессиональное мастерство, четкая компетентность, безусловная рациональность, как условие нравственного подхода к современным задачам». Обсуждают горячо и грамотно этот эстетический поиск современной советской литературы. Но — в свете того, что рассказано выше, - не без хозяина ли они этим занимаются? Или, может быть, хозяин не в курсе дела?

Вчера ходил в Третьяковку на Бориса Мусатова. Только, пожалуй, «Реквием». А так - анемичный мир болезненного, «убогого», как сказали бы раньше, человека утонченного вкуса. Мир, который заставляет задуматься о бесконечности вариаций и возможностей человеческого духа, о нераскрытых тайнах этого духа, которые притягивают, волнуют. Но сам этот художник не волнует.

1 апреля 73 г.

В «Вопросах литературы» - неопубликованная ранее рукопись Ахматовой о гибели Пушкина. Вообще о Пушкине. Любимовский Пушкин («Товарищ, верь»...) на Таганке. Мне дали посмотреть стенограмму многочисленных обсуждений «прогонов» перед выпуском или невыпуском спектакля, в том числе убогие и страшные высказывания начальника управления культуры Покаржевского, и одновременно смелые, со ссылкой, что мы, писатели, тоже несем ответственность перед народом за его культурное и духовное развитие, что нетерпима претензия на монополию в этом со стороны всяких управлений и т. д. Так вот о Пушкине. Почему к нему все возвращаются? Он универсален, как всякий гений, как всякий великий - он «вечен». Но Пушкин универсален и вечен в гениальности каждого своего конкретного, неповторимого проявления. А потом - слово! Вот читаю его сейчас и застаю себя на том, что раньше воспринимал многое просто как музыку, не вдумываясь в смысл словосочетаний. А иногда, оказывается, и не понимал смысла его стихов. Сейчас - чувство слова очень обострено, сейчас видишь и все стихотворение в целом, его балансировку, и каждую строфу, и каждый слог. И музыка соединилась с восторгом от проникновения в каждый поворот мысли. А за этим - еще и труд великий. Некоторые стихи предстают совсем в другом свете, чем когда-то. Например, «К вельможе» (Юсупову - хозяину Архангельского).

Одновременно читаю привезенную из ФРГ книжку Jack Pine "The love sucker". Секс-бомбовая книжка, с редким набором ядреных приемов. Я, кажется, уже образованный в этом деле человек... Но тут опять много неожиданностей. Поистине, сексуальная революция, как и всякая революция, вскрывает необыкновенные творческие возможности!

«Умер Че Гевара, но «для мальчиков не умирают Позы», и тень его бродит по странам Америки и Европы, как грозное предостережение всем чрезмерно сытым, успокоившимся, зарвавшимся, раболепствующим и пресмыкающимся, всем забывшим о человеческих идеалах достоинства, истины, справедливости». Это из статьи В. Гусева (?) в №3 «Юности». Это когда в апогее власть над нашей духовной жизнью у таких людей, как Демичев, Трапезников и, как говаривал Ленин, tutti quanti.

Этого Трапезникова - уродца в большой кепке я видел недавно издали в Успенке. И вновь испытал чувство бешенства, - подойти бы и в морду, и поднять за грудки, и опять в морду, приговаривая: «Чтоб не мордовал советскую власть, чтоб не поганил идеалов!»

2 апреля 73 г.

Вчера прочитал «Альтернативу» Роже Гароди. Долго откладывал. По началу, казалось, что все - одно и тоже. Он ведь каждый год по книге выпускает. В общем-то и на этот раз оно так и есть. Но все-таки заставляет (когда на досуге) задуматься.

Поскольку он ренегат, сжегший все мосты, он наслаждается свободой мысли. Буквально купается в ней, резвится, как жеребец, долго застоявшийся в ограде марксистского догматизма, в возведении которого, кстати, Гароди принял самое живое участие - причем не только за рубежом, но и у нас: в 50-тых — начале 60-тых годов.

Но такая неуемная «свобода мысли» вредна для действительно научного анализа. Пороки догматического марксизма очевидны. Они давно на поверхности. Строить «систему на будущее», отталкиваясь от них, - достаточно одного литературного опыта. Это тем более легко делать человеку, который сам был взращен на федосеевском марксизме (говорят, Федосеев был даже официальным оппонентом на его докторской а АОН). Но это дело мало перспективное. Этим занимаются батальоны антисоветчиков самых разных оттенков. Это первое.

Второе. Будучи, как его раньше у нас принято было называть, «образованным марксистом», т.е. весьма начитанным в. марксистско-ленинской литературе и ее истории человеком, а плюс к тому - будучи в курсе огромного потока общественной мысли на Западе²,