Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991

…Вообще мы живем лихо: ни трудовые, ни другие ресурсы нам нипочем. В дни подготовки к 70-летию Октября из разговоров выявилось два подхода к преобразованиям: один — экономическими методами, другой — путем усиления требований. Задача не в том, чтобы обличать людей. Конечно, если человек прямо выступает против, саботирует дело, стоит на пути — тогда его надо убирать. А неумение надо преодолевать политическими средствами. Многие жизнь отдали служению стране, но сейчас не умеют по-новому, им надо помочь. У нас ведь основная масса кадров именно такова. Разносы и т. п. — это мы умеем. Но они — для того периода, который ушел! Теперь главное — поддержать и выявлять новые свежие силы.

…Не преодолена у нас еще тенденция отставания партийных организаций от процесса перестройки. Маниловщина царит во многих парторганах. А народ обеспокоен. Два с половиной года прошло, а кое-где палец об палец не ударили в смысле перестройки. Значит кто-то не хочет. Давайте тогда с такими до конца договоримся.

Мы будем контролировать и свою собственную работу, и работу всех парторганизаций.

А что касается критики, то у нас до сих пор пеленают коммунистов. Например, «Комсомольская правда», недавно опубликовала буквально детектив об одном директоре, объявившем голодовку, жалеет его.

Основная масса коммунистов, секретарей райкомов — конечно, хорошие коммунисты, но нужен контроль и помощь.

Лигачев, который вел заседание Пленума во время выступления Горбачева, спрашивает: «Как будем обсуждать?».

Голоса из зала. «Не надо! Одобрить!» и т. п.

В это время встает Ельцин, тянет руку. Горбачев, который, поднявшись от трибуны и заняв свое место за столом президиума, взял председательствование на себя, обращается к залу: «Дадим слово?»

Голоса. «Не надо! Мы же решили не открывать прения!» и т. д.

Однако Ельцин стоит и требует слова. Горбачев уступает.

Ельцин. Хочу сказать о работе Секретариата ЦК. Стиль работы там, особенно товарища Лигачева, не изменился: недопустимые разносы, накачки, что называется, на высшем уровне. Я считаю это недопустимым на уровне Секретариата ЦК. Делая уроки из прошлого, надо прежде всего не допускать того, что было. Не допускать дискредитации ленинских норм партийной жизни.

…2–3 года прошли после XXVII съезда. Еще 2–3 года таких и произойдет дезориентация массы. Волнообразное отношение к перестройке наблюдается. Сначала был энтузиазм и подъем. Так отнеслись и к январскому Пленуму. Затем последовал июньский Пленум. И начался упадок в настроении людей. Реально люди ничего не получили. Поэтому, может быть, осторожнее подойти и к оценкам итогов, и к срокам выполнения наших заданий — 2–3 года.

Революции в деятельности партии за два года не сделаем. И окажемся с поникшим авторитетом партии.

Призываем принимать все больше документов и все больше принижаем их значение. Одно за другим. это уже неверие вызывает. Сколько насоздавали институтов в одной только Москве! Было 1040, стало 1080.

Самый доверительный и самый откровенный разговор нужен. Он назрел на душе и в сердце.

Уроки за 70 лет тяжелые, тяжелые поражения. И они ведь складывались постепенно. Ибо не было коллективности в руководстве. Власть в Политбюро, как и вообще в партийных комитетах, была в одних руках. И один человек был огражден от всякой критики. У нас нет сейчас в Политбюро такой обстановки, но наблюдается рост славословия со стороны некоторых членов Политбюро в адрес Генсека. Сейчас, когда закладываются демократические формы товарищества, это недопустимо. Увлекаемся мы в эту сторону. И это может стать опять нормой. Не привело еще к недопустимым перекосам, но первые штришки уже есть. И надо предотвратить такую тенденцию.

Видимо, у меня не получается работа в составе Политбюро по разным причинам: и опыта нет, и другое. И отсутствует поддержка, особенно со стороны товарища Лигачева.

Я ставлю вопрос об освобождении меня от кандидатства в члены Политбюро. А что касается поста первого секретаря МГК, пусть пленум МГК решает.

Лигачев. Над своей работой надо каждому подумать. И улучшать ее… Все мы учимся… в сложных условиях, которые требуют колоссального напряжения. Отдаю всего себя без остатка. Так меня воспитала партия — работать так, чтобы лучше использована была воля ЦК, воля партии.

Я категорически отрицаю, будто Секретариат приставил к Ельцину людей, чтобы собирать негативные факты. Это противоречит моим взглядам. Я тоже работал сначала не в Москве… как и вы.

Щербицкий. Егор Кузьмич, вопрос глубже стоит, не о вас лично…

Лигачев. Ельцин на Урале работал. И с сибиряками у него отношения были обычные, как у обкома с обкомом. Я предложил его выдвинуть, пригласить в Москву… Но от этого мои требования, как члена Секретариата, к нему не должны снижаться.

В заседаниях Секретариата Ельцин фактически не принимает участия, не выступает даже по крупным вопросам. Даже — когда дело касается Москвы. Видимо, накапливал «материал», чтобы вывалить его здесь.