Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991

Однако это быстрое продвижение, эти успехи индустриализации сформировали определенный тип управления страной, стиль, психологию, когда «все можно». Он трансформировался в план 2-й пятилетки, явно нереальной. Он сказался и на отношении к крестьянству — можно еще и еще выжимать из деревни. Увязали это с методами военного коммунизма.

Соломенцев. Пятилетку уже не в четыре, а в три года!

Горбачев. Знаешь… там с этим ростом производства так напортачили… Есть данные, ужасные… Из положительных результатов выросла гипертрофия. Отсюда и окончательное утверждение административно-командной системы, которая распространилась не только на деревню, но и на всю надстройку.

Плюс к этому — угроза войны. Она нарастала. Ее ждали, приближение ее чувствовалось. Росла уверенность, что война будет. И это подталкивало к тому, о чем я говорю.

Отсюда и ущемление демократии. До сих пор последствия чувствуем. Однако из всего этого прямо вроде бы не вытекала необходимость такого террора. Другое дело, что отсутствие демократии позволило сформировать «культ личности» и примириться массе людей с репрессиями.

Рыжков. Да. Но почему Сталин прибег к террору?

Горбачев. Мотивации не было никакой. В судах вызывало подозрение, например, — а почему этот человек старается так хорошо работать?! Что-то тут не так, не чисто!

Главная причина, думаю, — борьба за власть. ХУ11 съезд партии насторожил Сталина, испугал его. И вместо процесса демократизации, который был возможен после первых успехов в строительстве страны, коммунистическая система стала перерождаться… Даже, помните, явилось и «теоретическое» обоснование террора — об усилении классовой борьбы по мере успехов социализма.

Воротников. Рыбаков в своем романе хочет доказать, что это в генах было заложено…

Горбачев. Тут уж речь об анализе другого рода.

Соломенцев. Боялись, что вновь появятся возможности у оппозиции. Оставались ведь несогласные.

Горбачев. Убийство Кирова дало знак: мол, и других такая судьба ждет, если не принять меры, т. е. не пустить в ход террор. Все-таки, думаю, главное — борьба за власть и вот эта боязнь.

Соломенцев. Как будем с Хрущевым?

Горбачев. Надо оценить «как есть», т. е. объективно. Не «высоко», не «низко», 1953-й год, Пленум ЦК по крестьянству, по сельскому хозяйству. Паспорта дали людям. Миллионы реабилитированных Это — огромная заслуга Никиты Сергеевича.

Все в один голос, шумно — «за» «хорошую оценку» Хрущева.

Горбачев. Нам надо избежать, чтобы этапы развития страны получились у нас «по вождям».

Громыко. Я принимаю этот текст. Бухарину надо дать оценку на разных этапах его биографии. Иначе будет впечатление, что что-то мы утаиваем. Народ-то знает…

Почему Сталин имел такую власть? Почему террор? На эти вопросы никто не дает точного ответа.

Горбачев. Мы отвечаем на вопрос, почему это стало возможно.

Громыко. Кое-кто ожидает, что мы скажем, что у Сталина были антисоциалистические намерения.

Горбачев. Молотов пишет в мемуарах, что все, что было в 1937 году, правильно.

Громыко. Теоретически террор вырос из ошибки насчет того, что классовая борьба будет обостряться. Я бы тут усилил: «грубая ошибка», «антинаучный вывод».

Горбачев. Я добавил: «произвол».

Громыко. Я бы квалифицировал как «теоретическую ошибку», грубую… Чего ему не хватало? А он пошел на истребление громадного количества людей.

Горбачев. 37-й год, начало 50-х гг., «ленинградское дело» — это чистая борьба за власть, нужно было скомпрометировать Вознесенского. Маленкову это нужно было. Ибо Сталин сказал (о Вознесенском): это мой преемник. Была самая настоящая борьба за власть самыми преступными методами.

Громыко. Сталин никогда не был теоретиком. Он и не претендовал на это. Он не касался теоретических проблем. Отсюда и несуразица, которую он допускал.

…На Крымской конференции 1945 года. Три делегации: мы, американцы, англичане. Полтора десятка людей. Среди наших — Берия, я, другие. Черчилль спрашивает у Сталина, что это за господа. Сталин при всех, указывая на Берию: «Это же советский Гиммлер!» Рузвельт улыбнулся. Берия ответил своей улыбкой. Представляете, какое впечатление!

Так пошутили…

Значит, Сталину нужен был Гиммлер? Это глупость. Вредно для СССР заявлять такие вещи.

Еще вспоминаю. Заседает Политбюро. Какой-то вопрос внешней политики обсуждается. Сталин вдруг говорит ни с того, ни с сего: почему бы нам не вернуться к дореволюционному периоду в формировании московской власти: городской голова т. п. Тянуло его к авторитарным приемам. Микоян, помню, сразу поддержал. Но на решение тогда не пошли.

Почему он прибег к террору?