Совок - 11

Пользуясь паузой, я еще раз прокрутил в голове некоторые детали. Если верить прежней информации по поводу Матыцына и его назначения на высокую должность, то дед Григорий не должен бросаться из-за него под танк. И потому мой юношеский хребет об свою артритную коленку ломать он тоже вроде бы не должен. Тогда к чему весь этот водевиль? Работает условный рефлекс? Как у собаки Павлова? На предмет того, что партия коммунистов, как и жена Цезаря, должен оставаться вне всяких подозрений? И никак не может быть причастной к высокодуховной педерастии? Ну да, всё верно, народ и партия едины. Но ни разу не едины коммунистическая партия и пидарасы!

- Ведь это ты, Корнеев, насколько мне известно, разворошил это дерьмо? – даже не стараясь быть логичным и последовательным, проскрипел генерал.

- Я! – на всякий случай изобразил я на лице глубокое раскаяние в содеянном, – Но дело мне передали уже возбужденным по сто восьмой УК. В процессе расследования я переквалифицировал его с тяжких телесных на попытку убийства. Через пятнадцатую, как и положено. Покушение на убийство, то есть. И через какое-то время, оформив всё надлежащим образом, передал в прокуратуру. Всё в строгом соответствии с действующим законодательством, товарищ генерал!

- И никто тебя в том уголовном деле не консультировал и ни к чему не понуждал? Может быть, твои начальники? Или кто-то из областного комитета партии? – умиротворённое добродушие вновь вернулось на лицо работника ЦК. – Откуда ты узнал про внепартийные пристрастия этого Матыцына?

- Так я же говорю, Григорий Трофимович! При проведении следственных действий всё это повылазило! Утонченную интеллигентность, её ведь не спрячешь! Она, паскуда, всё равно где-нибудь, да вылезет! Как ни старайся! Да, если честно, то не такая уж это и тайна! Там полтеатра под хвост балуется! Как швейные машинки «Зингер» тычутся друг в друга! Начиная с главрежа товарища Белоцерковского и до самых до окраин! Включая нижний техперсонал драмтеатра. Очень уж культурный народ собрался этом очаге культуры, Григорий Трофимович! – осторожно взглянул я на гэбиста, мониторя его реакцию на высказанное вслух богохульство.

Генерал-лейтенант спокойно вкушал из чашки тонкого фарфора и жгучей обиды за однопартийцев-пидоров более не выказывал. Молодец старик, меру знает и циничен не менее моего! Мысленно кивнув самому себе, я осторожно продолжил.

- И что товарищ Матыцын у театрального бомонда пользуется всяческим уважением, тоже ни для кого не секрет! Подробно устанавливать, кто кого и как часто там уважает, я не стал, товарищ генерал. Вынес постановление в строгом соответствии с УПК и передал уголовное дело в прокуратуру!

Видя, что дед упёрся в меня неподвижным взглядом ящера и о чем-то задумался, я решил проявить благоразумие, и умолк.

- Ты знаешь, Серёжа, у меня сейчас такое чувство, что ты издеваешься! Очень нехорошо, обидно, я бы так сказал! Но надо отдать тебе должное, издеваешься ты чертовски тонко! Да, с тобой трудно не согласиться, говоришь ты вроде бы правильные вещи! Но вот чувство у меня именно такое! Ты глумишься, Серёжа! – с лёгкой и почти грустной улыбкой мягко укорил меня Севостьянов, – Нет-нет! – успокаивающе шевельнул он ладонью, заметив, что я искренне смутился и начал привставать со своего кресла, – Ты не надо мной, ты над системой нашей глумишься! Такое вот у меня неприятное ощущение, дружок! И видишь ли, Серёжа, своим ощущениям я привык доверять! Ты вот что, ты поясни мне, пожалуйста, какой у тебя во всём этом твой личный интерес? Но только не говори мне, что этого интереса у тебя нет! Не заставляй меня думать, мой мальчик, что ты держишь старика Севостьянова за выжившего из ума идиота! Тебе ведь не нужно, чтобы я про тебя так думал, а? – дедушка из ЦК смотрел на меня слишком ласково, чтобы можно было быть спокойным за свою будущность. Будущность милицейскую, комсомольскую и просто будущность…

Нет, за идиота, да еще выжившего из ума, я Григория Трофимовича Севостьянова не держал. Ни сейчас, ни когда-либо раньше. Это самому надо быть потомственным имбецилом в седьмом поколении, чтобы позволить себе такое думать. Ну да бог с ней, с этой совсем недешевой для меня лирикой! Ведь это неспроста он меня сейчас своими иезуитскими подходцами снова загоняет в угол! А я с самого сопливого детства не люблю стоять в углу. Тесно мне там и грустно. Стало быть, выбор у меня невелик и надо как-то соскальзывать в сторону. Например, бросить ему кость с лохмотьями правды на ней. И пока он её обнюхивает, я тем временем успею отползти в сторонку. Или, на худой конец, появится хоть какое-то время собраться с мыслями.

- Правы вы, товарищ генерал! – прерывисто вздохнул я и поднял на деда бегающий взгляд застигнутого за мастурбацией прыщавого подростка, – Был, вернее, есть у меня в этом деле свой шкурный интерес!

Изображая отчаянную попытку выглядеть уверенно и бесстрашно, я уставился на узел севостьяновского галстука. Ненавязчиво давая тем самым понять, что в глаза генералу я смотреть не решаюсь. Пусть думает, что зашугать меня ему удалось.