Совок 2

— Из Советского он взялся, — произнес молчавший все это время заместитель по опер капитан Захарченко, — Толковый вроде бы парень, — говорил он это негромко, обращаясь к сидящему рядом начальнику РОВД, — Сегодняшние сутки у него первые и он их отдежурил один. И нормально отдежурил! Две кражи и порез. Опера говорят, все грамотно оформил, — зам по опер замолчал, а потом подумав, добавил, — И висяк они на пару с опером толково затоптали.

С минуту никто так и не решился прервать задумчивую паузу Дергачева.

— А, что Алексей Константинович, стажеры у нас теперь с первого дня без наставников следственно-оперативными группами на сутках руководят? — излился ядом в сторону начальника следственного отделения главный из присутствующих.

— Виноват, товарищ подполковник! — вскочил с места Данилин, — Был опытный следователь на дежурстве, но приболел и в больницу отпросился.

Понимая всю несостоятельность такого своего оправдания, Данилин замолчал и покорно ждал чего-то плохого от недобро молчавшего начальника райотдела.

Но тот уже потерял к нему интерес и уперся взглядом в своего заместителя по службе. Со словами Дергачев не спешил, он просто рассматривал зама. Очень пристально рассматривал.

— Скажи, майор, а как так получилось, что весь райотдел дымом провонял, а твоя противопожарная сигнализация так и не пискнула? — говорил он совсем тихо, но все находившиеся в кабинете каждое его слово слышали очень хорошо.

Майор Афанасьев подпрыгнул со стула и присоединился к стоящему по стойке «смирно» Данилину, так и не посмевшему присесть без разрешения.

— Товарищ подполковник, сигнализация стоит в плане на ремонт. С первого квартала следующего года стоит! — как можно увереннее проговорил зам.

— Это ты верно, Петр Парфирьевич, сказал! — Дергачев кивнул, опустив наполненные бешенством глаза еще ниже, — Сигнализация стоит, а вот у тебя на службу совсем не стоит! — последнюю фразу он прорычал не уже сдерживая голоса и, чтобы никто не усомнился в его крайнем неудовольствии, грохнул кулаком по столу.

— Эту сигнализацию, кажется, не только пожарники, но и ОВОшники монтируют? Так? — подпол посмотрел на зама, — Так! — не стал он дожидаться ответа, — А отдел нашего ОВО ведь это ты у нас курируешь? Или я ошибаюсь? — уже обычным голосом поинтересовался подполковник у Афанасьева и от этого обычного голоса тот еще больше съежился.

— Так точно, товарищ подполковник! Не ошибаетесь! Я! — подтвердил он общеизвестный факт.

— Тогда чего ты мне тут про первый квартал следующего года лапшу вешаешь, а?! — уже не скрывая ненависти, шипел Дергачев, — Если не хочешь или не можешь исполнять свои служебные обязанности, так ты только скажи, мы тебе поможем! Мы тебе замену быстро найдем!

По лицу вытянувшегося, как струна майора Афанасьева крупными каплями стекал пот, но он либо не чувствовал этого, либо не смел пошевелиться, чтобы вытереться.

Начальник Октябрьского РОВД тяжело поднялся с места и начал медленно застегивать свой китель. Присутствующие офицеры замерли, а зам по службе перестал дышать.

— Товарищ майор! — ровным официальным голосом обратился Дергачев к своему заму, — За ненадлежащее исполнение вами служебных обязанностей я объявляю вам о вашем неполном служебном соответствии занимаемой вами должности! — не дождавшись реакции от получившего взыскание, начальник повысил голос, — Вы меня поняли?!

— Так точно! Есть неполное служебное! — в три приема просипел Афанасьев.

— А с вами, Олег Дмитриевич, пусть областное политуправление разбирается, представление туда я направлю сегодня же! — вежливо сообщил Дергачев медленно поднимающемуся замполиту.

— С начальником следствия будем решать по результатам служебной проверки! — правильно поняв вопросительные взгляды подчиненных, закончил начальник районной милиции. — Все свободны!

Из Октябрьского я направился не домой, а к Нагаеву. Ехал я к нему с предложением, от которого он не сможет отказаться. Вопрос был в том, сумеет ли он по времени воспользоваться этим предложением. По телефонной договоренности, состоявшейся еще вчера, до дыма без огня, Вова сейчас ждет меня в Советском. Туда я и направлялся.

Дело в том, что позавчера у меня состоялся серьезный и поначалу крайне для меня тягостный разговор с Лишневскими. То есть, со Львом Борисовичем Лишневским и с Паной Борисовной Левенштейн. Брат с сестрой для себя уже все решили и теперь просто ставили меня перед фактом.

Лев Борисович категорически настаивал на моей прописке в его квартире. С тем, чтобы она осталась мне после его отъезда. Поскольку еще никто, кроме нас троих не знал о предстоящем их исходе на историческую родину, вопрос с пропиской-перепропиской он обещал решить одним днем. Максимум, двумя. Разговор происходил как раз в самом предмете разговора. То есть, в большой комнате обсуждаемой квартиры.