Совок-4

Девушки встретили меня радостно и сразу же посадили за стол пить чай. Отказываться от их забот я не стал, поскольку за последние сутки порядком уже устал от исполнения обязанностей официанта и кухарки. За все время пребывания у меня в гостях, Эльвира Юрьевна так и не соизволила ни разу похозяйничать на кухне.

— Сергей Егорыч, ну вот зачем вы нас заставили тогда кляузу на вас написать? — когда мы все трое пили чай, обиженно спросила Зинаида, — Вы ведь ни в чем не виноваты! Когда вас тот большой начальник с полной женщиной заставляли отпустить Лёшу, вы же ни в какую не соглашались! Мы же всё слышали! — Печёнкина повернулась за подтверждением к скромной Евдокии и та согласно закивала. — Вот вы сейчас улыбаетесь, а нас, между прочим, назавтра в прокуратуру вызвали.

Зина грациозно поднялась с табуретки и зазывно покачивая крепкой задницей, прошлась в вешалке. Порывшись в карманах пальто, она вернулась с четвертушкой бумаги. Это действительно была повестка в Октябрьскую прокуратуру. К помощнику прокурора Злочевской А.Р. К десяти утра.

С трудом оторвавшись от трех плошек с разным вареньем в каждой, которые мне поставили рядом с чашкой чая и отмахнувшись от протянутой повестки, я начал вразумлять девушек.

— Экая ты замечательная девушка, Зина! И умница ты, и красавица редкая! Таких, как ты на всю эту общагу всего, может, две девушки и найдется! Ты, да вот Дуся. Но ты же еще помимо всего сразу всё замечаешь! И про то, как тот майор меня склонял Вязовскина отпустить, ты, наверное, тоже заметила и услышала. Услышала же? — ласково посмотрел я на Зинаиду.

— Я тоже все заметила и услышала! — сбоку робко, но вполне отчетливо сообщила мне про свои достоинства недоудушенная газовщиком Лёшей Дуся Котенёва.

Я обернулся в ее сторону и улыбнулся ей тоже. Очень приветливо улыбнулся. В ответ Евдокия мило покраснела.

— Вот видите, девушки, какие вы замечательные умницы и красавицы! — восторженно возрадовался я, переводя влюбленные глаза с одной на другую. Реакция барышень была незамедлительной и абсолютно верной. Одна из них бросилась за чайником подлить мне кипятку, а вторая стала наполнять изрядно опустошенные мной плошки клубничным, малиновым и вишневым вареньем.

Потом мы еще чуть более часа пили чай и репетировали их ответы на все возможные вопросы, которые завтра им будет задавать Злочевская. Расстался я с гостеприимными барышнями с большим трудом. Они уговаривали задержаться на ужин, но я устоял. Зато домой я вернулся с двумя литровыми банками варенья. И с надеждой на то, что пытать их Нюрка будет не люто, а они, в свою очередь, ничего не перепутают из того, о чем мы с ними так долго чаёвничали.

Утром понедельника я поехал в Октябрьский РОВД. На оперативке у начальника меня ждал небольшой сюрприз. И не сказать, чтобы приятный. Очевидно, исчерпав весь возможный лимит нахождения на больничном, на службу вышел мой давний недруг майор Ахмедханов. На окружающих он по-прежнему смотрел надменно. Но сидел уже не за приставным столом, да еще по правую руку от Данилина, а, как и все прочие смертные, вдоль стеночки. Через два стула от меня. Со мной он старался взглядом не встречаться, но и я тоже в глаза ему не лез.

Когда очередь дошла до меня, Алексей Константинович запалил уже третью сигарету. Судя по его неприветливому взгляду, он по мне не соскучился.

— Это хорошо, конечно, лейтенант, что ты выздоровел, — с не очень искренней радостью в голосе произнес он, — Пока ты там болел, у нас тут много чего произошло. Хорошего и плохого.

Майор остановил на мне свой взгляд и я был вынужден подняться со стула.

— Бригадир московской группы, что по твою душу приехала, вдруг взял и помер, — шеф по-птичьи склонил голову набок, не отводя от меня взгляда, — И дело по твоим квартирникам областная прокуратура себе забрала.

— Виноват, товарищ майор, а какая из этих новостей плохая? — задал я вопрос руководству, не понимая, что же его удручает из обеих, в общем-то неплохих событий.

Данилин дернулся и пепел с его сигареты упал на лежащие перед ним бумаги. А находящийся в кабинете личный состав зашелестел. Только трое сумели сохранить молчание. Алдарова, Лида и Ахмедханов.

— Ты что такое городишь, Корнеев?! Это шутки у тебя после болезни теперь такие? — возмутился руководитель и нервно затушил в пепельнице окурок.

Глаза Алдаровой веселились отдельно от её бесстрастного лица. Лида смотрела на меня с осуждающей тревогой. Ахмедханов криво ухмылялся.

— Виноват! — вынужден был повториться я и из стойки «вольно» перевел свое тулово в позицию «смирно». — Расслабился на больничном. Но уж, если совсем честно, то, Алексей Константинович, вы же понимаете, что сожалеть о безвременно ушедшем Аркадии Семёновиче у меня нет никаких оснований!