Совок-4

— Да нет, дорогой товарищ, вот тут у меня аж три жалобы на тебя! — старший инструктор сгреб со стола несколько листков с рукописным текстом и помахал ими у меня перед носом. — Ты, Корнеев, лучше не отпирайся! Если виноват, так имей мужество признаться! Тебя партия поставила покой граждан охранять, а ты вместо этого злостного преступника выгораживаешь! Который трудящихся этого покоя лишает! Сколько он тебе дал? Или только пообещал? — партийный товарищ уставился на меня пытливым взглядом. Почти, как у Ильича, висящего в виде портрета на стене.

Пора было прояснять ситуацию. Пока партийный инструктор не распоясался в переживаниях за пролетарский покой и не вошел в раж.

— Владимир Петрович, я знаю, что сегодня утром в прокуратуре как раз этих девушек опросили. Думаю, что проводящий проверку работник прокуратуры уже выяснил причину данного недоразумения с жалобами на меня. Проверку там проводит помощник прокурора Злочевская. Анна Романовна. Меня она уже опросила. Вы позвоните в Октябрьскую прокуратуру ей и сами лично удостоверьтесь.

Упитанный товарищ Лобачев задумался. Понять его было можно, он уже настроился беспощадно карать продажного мента, а тут, оказывается, еще надо тратить время на дополнительные разбирательства. Он уже готов был подать на стол начальнику своего отдела победную реляцию и серебряное блюдо с головой ментовского оборотня, а теперь придется чинить дальнейшие разборки.

— Выйди! — товарищ Лобачев потянулся к телефонному справочнику.

Я шустро подхватился со стула и шагнул к двери. Очень кстати выпроводил меня из кабинета Владимир Петрович, мне уже не терпелось посетить помещение со шляпой на дверной табличке. Не теряя времени, я спорым шагом направился в сортир и также быстро вернулся. За дверью с номером триста четырнадцать все еще бубнили. Интересно, что же ему там плетет сейчас Злочевская?

— Корнеев! — донеслось из-за полированной двери.

Я протиснулся в кабинет и изобразил нерешительность.

— Чего встал, проходи, садись! — интонации в голосе товарища Лобачева по-прежнему звучали барственно, но кровожадности в них уже не слышалось.

— Рассказывай, кто там тебя принуждал служебный долг нарушить? Начальник твой? — похоже, что партийному инструктору было пофиг, на чьей снесённой черепушке набирать очки перед своим руководством.

— Никак нет, Владимир Петрович! — заметив, что сугубо гражданский пузан млеет от казарменного почитания, я обращался к нему, как солдат-первогодок к старшине роты.

— Ну чего ты мнешься, лейтенант?! — нетерпеливо поторопил меня инструктор, — Ты не бойся, мы из этих стен любого поправим. А, если понадобится, то и в бараний рог скрутим! Кто на тебя давил? Говори, не бойся!

Пришел тот момент, ради которого вся эта канитель с жалобами на самого себя и затевалась. Настало время колоться и непринужденно подставлять любителя дефицитных книг и чужих квартир.

— Майор Мухортов, — с видимой неохотой произнес я, — Он настаивал, чтобы я отпустил задержанного. И, чтобы дело в отношении него прекратил, — вздохнул я расстроенно.

— А ты? — хищным взглядом впился в меня партийный инструктор, — Отпустил?

— Никак нет, товарищ Лобачев, не отпустил! Сначала задержал его на трое суток, а потом предъявил обвинение и к районному прокурору за арестом вышел, — честно выложил я всю правду.

— И что прокурор? Арестовал? — не унимался обкомовский толстяк.

— Не арестовал, — сокрушенно покачал я головой и развел руками, — Думаю, там мать хулигана подсуетилась, я слышал, что у нее связи везде хорошие, — продолжил я беспредельно керосинить на семейство Вязовскиных. — У меня здесь все в материалах дела отражено! — достав из портфеля подшивку, я протянул ее партийному чиновнику.

Партиец от ознакомления не отказался и с полчаса с вниманием листал дело. Мне даже показалось, что он что-то понимает в просматриваемых документах.

Вернув мне материал, товарищ Лобачев оживленно заерзал на стуле и азартно забарабанил пальцами по столу.

— Ты комсомолец, Корнеев? — состроил он проникновенное выражение на своем толстом, но принципиальном лице.

— Так точно! — в который уже раз, как ванька-встанька, вскочил я со стула.

— Да сиди ты! — нетерпеливо махнул рукой обкомовский товарищ, — А, если ты комсомолец, Корнеев, то тогда ты должен понимать, что таким вот, как ваш майор Мухортов, в советской милиции не место! Ты понимаешь это, лейтенант?

— Понимаю! — дважды с готовностью кивнул я принципиальному партийцу.

— А раз понимаешь, пиши! — товарищ Лобачев, перегнувшись через стол, положил передо мной лист бумаги.

— Чего писать, Владимир Петрович? — стараясь не переигрывать, изобразил я верноподданного идиота.

— А как все было, так и пиши! — распорядился ум, честь и совесть нашей эпохи. — Прокурорская помощница заявительниц уже опросила и завтра все бумаги мне привезет. Так что недолго вашему Мухортову служить осталось! В народное хозяйство пойдет! Хвосты коровам крутить!