Совок 4

Я посмотрел на Пичкарёва и тот тоже заканючил, выпрашивая только одну кружечку, не забывая сопровождать своей рукой каждый глоток мстительно ухмылявшегося Судака.

Как хорошо, что это не я первый сломался! Если бы не опередившие меня сослуживцы, я бы и сам минуты через две-три пошел на нарушение служебной дисциплины. Однако оставался еще Ярославцев.

— Серега, ты как? — стараясь сохранять равнодушные интонации в голосе, спросил я местного товарища, — Не против кружки свежего пива? Мы угощаем!

Если Ярославцев сейчас выпьет с нами хотя бы глоток спасительного для нас «Жигулевского», то своему шефу он нас уже не сдаст. А Звягинцев, в свою очередь, не сдаст нас нашему шефу, подполковнику Дергачеву.

Саратовский старлей мои мысли просчитал на раз и милостиво согласился угоститься. Уже не скрывая своей радости, я двинулся к «кормушке» «Бронепоезда». Назад я вернулся, держа в каждой руке по две кружки «Жигулевского». Походу, я из следователя эволюционирую в официанта.

Непьющий водитель попросился отъехать до заправки, а мы стали решать, к чему пристегнуть невольника. Бухать за одним столиком с криминальным трупорезом не хотелось. Пристегивать его к сваренной из толстой арматуры решетке «кормушки», крановой не позволил. Сославшись на свою инструкцию и возможную антисанитарию от Судака.

— Давайте, к столбу его прикуём! — в кои-то веки подал здравую идею, как оказалось, не такой уж бестолковый Пичкарёв, — Он толстый и железный!

Столб и взаправду был сантиметров двадцати пяти в диаметре. И в земле он сидел крепко. Гладкий, скользкий и ледяной на ощупь. Как раз, для Судака!

Его заставили обнять столб и сковали ему руки все теми же двумя парами наручников. Еще раз проверив трещетки и замки браслетов, я удостоверился, что клиент зафиксирован надежно и пошел к коллегам, которые уже счастливо щурясь, отхлебывали из своих кружек. Отхлебнул и я, ощутив безмерное удовольствие и облегчение. Напрягало лишь одно, чтобы увидеть стоящего со столбом в обнимку Судака, надо было каждый раз отходить от стола шагов на восемь. Иначе за угол было не заглянуть. Так мы по очереди и ходили, пока кружки не опустели. Когда я влил в себя последний глоток второй кружки и после этого зашел за угол проведать Судака, проклятый столб стоял в гордом одиночестве. Ни арестанта вокруг него, ни наручников под ним, не было. Под столбом валялся только ржавый гусак с такой же ржавой тарелкой отражателя. Из середины которой сиротливо торчал цоколь давно разбитой лампочки Ильича. Теперь домой мне лучше не возвращаться… Н-да…

Конец четвертой части