Совок 5

— А теперь ты меня послушай, падлюка! — нависнув над вжавшейся спинкой стула в стену Болдыревой, я отпустил почти все свои чувства на волю, — Если ты сейчас не подпишешь мне протокол допроса, я попрошу, чтобы твоё дело мне отписали! И я обещаю тебе, паскуда, что сделаю всё, чтобы не только этих трех засранцев тебе в актив записать. Я всех, с кем твоя дочь за последний год в койку ложилась, найду и суду предъявлю! Ты же не полная дура и не сомневаешься, что она мне их назовет?! — сконцентрировал я на своем лице злобу.

— Тварь она неблагодарная! — с перекошенной физиономией взвизгнула Раиса, — Зря я тогда аборт не сделала, выкормила кобылу на свою голову!

— Ну это тебе виднее, — не стал я тратить время на споры относительно целесообразности прерывания беременности гражданкой Болдыревой восемнадцать лет тому назад, — А то, что Светлана тебя сдаст и поможет загрузить по самую маковку, в этом можешь не сомневаться! — я без сожаления посмотрел на расстроенную мадам Раю.

— Короче так! — потеряв терпение, начал отливать в граните я свои угрозы, — Продолжаешь упираться и тогда я соберу в кучу всех родителей п#здюков вашего двора и всех окрестных улиц! Всех, которые когда-либо отлюбили твою дочь! И поверь мне Рая дорогая, я сумею их крепко надрочить на коллективный поход в райком партии! И тогда, тварь, после этой родительской демонстрации, обвинение в суде против тебя будет поддерживать сам прокурор, а не его сопливая помощница! Так что срок получишь ты по самой верхней планке! Потому что иначе судью самого раком поставят суровые товарищи из обкома.

Гражданка Болдырева затравлено смотрела на меня снизу вверх и беззвучно шевелила губами. Много повидал я за обе жизни прожигающей глаза ненависти, но такой, с которой сейчас на меня смотрела Раиса Николаевна, вспомнить не смог.

— Ну? — видимо я тоже смотрел на эту бабу не очень добрыми глазами, потому что свои зенки она, не выдержав моего взгляда, отвела, — Идешь в сознанку? Минута у тебя на решение! — я демонстративно приподнял левое запястье с часами.

— Хрен с тобой, банкуй, начальник! — окончательно сдалась Рая и бесформенной квашнёй оплыла на стуле, будто из неё выдернули позвоночник.

В столовую я всё равно не успел.

Отступление. Чекисты

— Ну? Что ты обо всём этом думаешь? — стоя перед своим аквариумом, не оборачиваясь, задал вопрос своему подчиненному подполковник.

— Я думаю, Юрий Олегович, — начал отвечать мнимому Виктору Яковлевичу майор, — Думаю, что с этим Корнеевым надо, как следует поработать! — произнес он, вроде бы сохраняя спокойствие, но при этом нехорошо щурясь. — Вы же знаете, интуиция редко меня подводит! И я убеждён, что за этим ментом грехи есть! Я смогу его разработать, вы не сомневайтесь! И реализовать тоже смогу! Для начала разрешите, я оформлю заявку на «ноги» и на полный комплекс оперативно технических мероприятий в отношении Корнеева? Включая негласные обыски жилья и прочих мест?

Отвернувшись от суетливо рыбёшек за стеклом, старший комитетчик задумчиво смотрел в окно. Он был согласен со своим младшим коллегой, потому что и сам изнутри чесался от жгучего желания прищемить хвост не по годам наглому менту. Крепко прищемить! Так, чтобы в столыпинском вагоне уехал этот милицейский лейтенант далеко и на самый север необъятной советской родины. Где климат уже сам по себе не особо располагает к крепкому здоровью и продолжительной жизни. Чего уж там, и за гораздо меньшие неудобства, которые вольно или невольно доставляли ему люди, подполковник Козицын, без колебаний ломал им жизни. А этот гадёныш зашел намного дальше.

Это еще очень удачно получилось, что Павел приходится ему двоюродным братом не по отцу, а по матери! И потому он Оськин, а не тоже Козицын. Но это секрет полишинеля. Очень ненадежный секрет. И совсем еще не факт, что несчастный Паша сумеет сохранить молчание. Сидел бы он здесь, было бы намного проще. Но содержится он в Москве и дело расследуют тоже москвичи. А самое главное, к этим москвичам никак не подступиться. Потому что слишком уж жестко сверху контролируют это дело. Аж из самого ЦК КПСС контролируют! И месяца через два это дело уйдет в суд. Всё к этому идёт. Но даже еще до суда брат Паша может поплыть и сдать своего родственника. И по совместительству, своего старшего подельника. По столь ненавистному советской Родине преступлению, предусмотренного расстрельной девяносто третьей статьёй УК РСФСР. С маленькой, но такой страшной приставкой «прим» к этой самой девяносто третьей статье.