Совок 5

— Телевизор не бросили, а подняли и аккуратно положили на пол. На паркете под ним и рядом ни одной царапины. А «Горизонт» ваш весит примерно, как и вы, Светлана Сергеевна. Только вы мягкая и округлая, а он твёрдый и углы у него острые! — терпеливо объяснял я, — И когда я ваш цветной мудоскоп включил, он сразу же заработал. А не должен был, потому что ламповый он и хоть одна из этих ламп, но стряхнуться должна была! И ни одной регулировочной ручки от него не отломилось и в сторону не отлетело. Ну и с приёмником то же самое. Я подозреваю, что приёмник маринин? — Шевцова растерянно кивнула.

— Да, она его на свой день рождения выпросила, — сокрушенно подтвердила женщина.

— Ну и все эти лифчики-трусы с прочим барахлом у Марины не тронули. У Вики выгребли всё подчистую, а у нее оставили! — вставая закончил я, — Всё, кроме куртки. Которая, как я предполагаю, ей не очень нравилась. Ладно, пойду огорчу её, но уж и вы минут через пять к нам подходите!

И не дождавшись ответа, вышел из комнаты.

Глава 20

Марина оказалась кремень-девкой и своего крадуна-бойфренда, несмотря на все мои старания и потуги, так и не сдала. Зато вызванный по телефону Вова Нагаев, примчался ко мне соколом. На моей «шестерке», второй комплект ключей от которой, я у него так по сей день и не забрал. Вову я послал в Октябрьский, чтобы он подхватил там Стаса Гриненко. Выдав для того четкие инструкции и адрес одной своей предприимчивой знакомой. Наобещав мадам Шевцовой алмазов с неба, я вынужден был соответствовать и потому задействовал все личные ресурсы. Начиная от своего частного автотранспорта до служебного потенциала своих друзей и коллег.

— Собирайся, со мной поедешь! — потребовал я, глядя в заметавшиеся глаза воровки на доверии, — Не желаешь следствию помогать, значит, в тюрьме теперь твой дом!

— Мама, как же так?! — от двери растерянно охнула старшая Вика, — Маринке нельзя в тюрьму, она там не выживет! — за словами сестры последовали слабохарактерные всхлипы.

Светлана Сергеевна, играя желваками, то краснела, то бледнела. Но, как и договаривались, в процесс воспитания и в мои оперативно-следственные мероприятия пока не вмешивалась.

— Ты глазами-то не хлопай, ты сережки, колечки и все прочие мещанские излишества снимай, дома их оставишь! В тюрьму с ними нельзя! — снова обратился я к растерявшей вдруг всю свою уверенность Марине, — Шутки кончились, сядешь теперь ты надолго! Снимай, снимай золотишко! — протянул я к ней горстью руку.

Марина с жалобной растерянностью взглянула на мать и не увидев от неё никакой реакции, молча начала разоблачаться, снимая с себя изделия из желтого металла. Когда девушка избавилась от всего, с чем в приличную камеру обычно не пускают, я ссыпал цацки на стол перед её матерью.

— Виктория! — шугнул я старшую сестрицу, шмыгающую носом в коридоре, — Выбери Марине спортивные штаны, свитер и куртку! Которые попроще. И бельишко попроще. С заплатками, желательно, чтобы сокамерницы не отобрали! — впечатлительная Вика в очередной раз охнула и засеменила к себе в комнату.

— А ты пока поешь домашнего, десять минут даю тебе! — разрешил я скисшей нахалке, — Теперь ты не скоро мамкиных пирожков попробуешь! Иди к холодильнику, попитайся напоследок!

Железная мадам Шевцова свое слово относительно невмешательства сдержала, но моих издевательств над дочкой наблюдать не захотела или не смогла. Она встала и не глядя ни на меня, ни на неё, торопливо удалилась с кухни. Только после этого, до непутёвой младшенькой стало всерьёз доходить, что шутки, действительно, подошли к самому, что ни на есть, но финалу. И она безудержно разрыдалась.

— Хватит реветь! — одернул я её, — Есть, я так понял, ты не будешь? — не прекращая слёзно горевать, девушка замотала головой.

— Тогда иди, переоденься! — я помог ей подняться и придерживая за плечи, повел её в их с Викой комнату. — Пять минут тебе, не управишься, я зайду и будешь при мне одеваться! Дверь до конца не закрывать!

Была бы она поопытней в сидельческой карьере, то от моего великодушного разрешения напитать свой молодой организм из мамкиного холодильника, полного деликатесов и гастрономического дефицита, не отказалась бы. Впрочем, опыт, это дело наживное..

Марина успела, через минут пять она вышла из комнаты в коридор, где я ее ждал. С распухшим от слез лицом и отрешенным взглядом. Она остановилась и несколько секунд потратила на разглядывание закрытой двери в комнату матери. Потом обреченно, со всхлипом вздохнула и двинулась ко мне.