Совок 5

Белобрысый гражданин Агарков, как метко окрестили его приподъездные бабки, не прекращая завывать, перестроился в коленно-локтевую позицию. Но с пола так и не поднялся. Скорее всего, не из вредности, а просто не смог этого сделать по субъективным причинам.

— Встал быстро, а то уже по-настоящему уродовать начну! — велел я ему. И надо же, Агара в очередной раз проявил здравомыслие.

— Начальник, хорош! Я понял всё, не бей больше, не надо! — взбледнувший лагерный романтик навзрыд выразил свою готовность к диалогу.

— Где украденные вещи? Деньги где? — задал я волнующие меня и потерпевших вопросы.

— Какие вещи?! — с искренним и глубочайшим недоумением возопил Агара, — Ты о чем, начальник?! Какие вещи, какие деньги?!!

Вступать в долгую полемику с абсолютно бессовестным и лживым крадуном-фетишистом, у меня просто не было возможности. Да и желания, честно говоря, тоже. Общением с такого рода публикой я пресытился еще в прошлой своей жизни. Поэтому, без замаха приложил лживого мерзавца по печени.

— Ты что, гад, делаешь?! — раздался истошный визг от двери. — Ты чего брата лупцуешь?! Изверг! Я до прокурора дойду! Посажу тебя, фашиста!

Не выпуская из поля зрения сучащего на полу ногами своего тёзку, я взглянул туда, откуда в мою сторону сыпались угрозы и обидные поношения.

В двери, не делая попыток приблизиться, в роскошном красном пеньюаре стояла баба лет тридцати и возмущенно потрясала воздетыми к потолку кулаками.

— Вова! — громко крикнул я в сторону всё той же открытой двери, — Вова, твою бога мать!!

Буквально через две-три секунды в проёме появился Нагаев.

— Недорабатываешь, Вова! Я что тебе велел? Ну-ка убери это отсюда! — я кивнул на бабу в красном.

Нагаев, не вдаваясь в неуместную в данный момент полемику, привычным и отработанным движением произвел скандалистке загиб руки за спину и, не обращая внимания на её вопли, вытолкал в коридор.

— Вещи где? — не повышая голоса повторил я свой вопрос гражданину Агаркову, снова отдав ему всё своё внимание.

И не услышав ответа, начал сокращать те три метра, на которые он с таким трудом успел от меня отползти.

— Ты совсем идиот, что ли? А, Агарок? — глядя в переполненные ужасом глаза, засунул я ствол в кобуру, — Разве стоит это барахло твоих яиц и почек, которые я тебе сейчас отобью? Тем более, что в зоне тебе эти бабские труселя и насисьники, точно, никак не пригодятся! Или ты в петушином углу свой срок отбывать планируешь? Тогда другое дело!

— В сарае все! — хрипло начал колоться вор. — Всё, что взяли, все в сарае! Почти всё..

— А деньги? — еще ближе придвинулся я к гражданину Агаркову.

— Деньги здесь! — поколебавшись, очень неохотно выдавил он из себя, — В хате деньги.

— Ну вот видишь! — я помог почти раскаявшемуся в содеянном крадуну подняться на ноги, — Ведь можешь же честно отвечать на вопросы следствия! И я тебе навстречу пойду! Хочешь, добровольную выдачу тебе оформлю?

Агарков, морщась от неприятных ощущений в паху и печени, недоверчиво вылупился на меня. Он, явно, не верил такому послаблению после проявленного мною недружелюбия и совсем недавних расспросов с пристрастием.

— Не сомневайся, отдашь всё и я тебе оформлю добровольную выдачу! — заверил я вороватого Сергея Васильевича, — Годишку суд тебе за это, думаю, скинет!

С оконным прыгуном Николаем я разговаривать не стал, пусть с ним общается следак, которому Данилин это дело отпишет. Еще примерно час я изымал украденное из квартиры Шевцовых имущество. Включая и красный пеньюар Светланы Сергеевны, который так по фигуре пришелся крикливой Любе. И еще кое-что из интимного бельишка, подаренного ей заботливым брательником. Деньги тоже нашлись и были приобщены к материалам уголовного дела. В самое ближайшее время и без того не бедной мадам Шевцовой вернут почти пять тысяч рублей ассигнациями в коричневых и зелёных бумажках. Правда, не хватало чуть больше двухсот рублей. Которые жулики успели потратить на неотложные нужды, включая погашение долгов и траты на вино и женщин. Когда только эти суки успели, предаться сибаритству и феодальным утехам?!

Задержанных жульманов в райотдел повезли на своей машине овошники, а в нашем дежурном УАЗе кроме группы ехали Марина и не на шутку озлобленная Люба. После того, как у неё забрали все обновки, она еще больше расстроилась и по какой-то причине в качестве главного источника своих бед и лишений, выбрала меня.

— Я на тебя жалобу напишу! — громко шипела она с заднего сиденья мне в спину, не давая дремать, — За что ты брата покалечил?! Бить людей права не имеешь! Костьми лягу, но посажу тебя!

Какое-то время я пытался не обращать на неё внимание, но на полпути к месту мне её хула надоела.

— Ты бы варежку свою прикрыла! — обернулся я назад, — Я, пожалуй, передохну завтра до обеда, да и сосредоточусь от всей своей души на вашем семействе! И поедешь ты, Люба, в мордовский лагерь года на три, рукавицы шить! Думаешь, не смогу тебе организовать такую радость? — пристально вгляделся я в её глаза, которые она почти сразу отвела.