Совок 5

Моя новая знакомая ненамного отличалась по росту и комплекции от Паны Борисовны. Стиль и фасон гардеробов у них, конечно, разнятся, но тут уж не до жиру.

Минут пять, а, может и дольше, я перебирал вещи мадам Левенштейн, стараясь припомнить, что из верхней одежды она надевала реже всего. Накосить тётку на любимые ею вещи мне не хотелось. Но и пленённую золушку надо было как-то одеть по сезону. Как ни крути, а её хламиду порвал именно я. И на дворе пока еще не май месяц. Хорошо, что перед этм я устранил диффузионное неудобство. Брезгливо, двумя пальцами рук подхватив обувку гостьи вместе с курткой и выставив их на балкон. Пусть там озонируют атмосферу улицы. Потом выбрал в шкафу какое-то полупальто, которого я никогда на Пане не видел и потащил его на кухню. Где и застал беспризорную мамзель в состоянии анабиоза. Откинувшись на стену, она спала. Каштанка наелась и осоловела…

В растерянности я присел рядом. Будить и выпроваживать из тепла на улицу это, без сомненья, несчастное существо мне было жалко. Оставлять её спящую у стены, мне тоже представлялось негуманным. Повернётся во сне и запросто съерашится на пол. Нести в постель совсем не вариант. Сколько блох и грязи на ней, даже думать не хочется. Да и понять она может неправильно такой мой маневр. Испугается и заблажит еще, чего доброго. И ведь ничего ей не объяснишь, нипочем не поверит она в мои добрые побуждения. Ишь, как давеча в угол шарахнулась! Н-да…

Что ж, старина де Сент был прав, порой приходится испытывать некоторые неудобства из-за тех кого накормил и обогрел. Так и не решив, как поступить, я устроился напротив через стол и принялся чистить лук, морковь и картошку. В морозилке давно уже завалялся кусок заиндевевшего мяса и я решил приготовить нормальной человеческой еды. Ну и присмотреть за спящей беспризорницей заодно. Кстати, времена нынче не лихие и до девяностых еще далековато. Тогда откуда этот вопиющий социальный нарыв? Никак не должно быть об эту пору беспризорников в стране победившего социализма.

Стараясь не шуметь, я провозился больше часа. Но, как ни берёгся, спящую царевну-дворняжку побеспокоил. Открыв глаза, она сначала встрепенулась и зашуганно заозиралась. Потом память ей, судя по проходящему испугу, что-то напомнила. Девчонка огляделась и с интересом принюхалась к доносящимся от плиты запахам.

— Скоро готово будет! — заверил я её, — Только у меня просьба к тебе..

— А можно я помоюсь? — покраснев, перебила меня малолетняя бродяжка.

Именно об этом я и хотел попросить её, но хорошо, что не успел. Девчонка еще не окончательно опустилась и определённо стесняется своей бомжеватости.

— Пошли! — опять повёл я её в ванную. — Погоди пока раздеваться, я полотенце тебе принесу! — оставил я замарашку и снова пошел в комнату Паны. Выбрал там один из халатов и большое полотенце.

— Держи! Если хочешь, постирайся. Вот таз, вот порошок!

— А можно я ванну наберу? — намытыми щеками девчонка краснела теперь гораздо ярче.

— Можно! — я заткнул пробкой сливное отверстие и пустил воду, — Смотри не усни в воде! — выйдя в коридор, я услышал щелчок шпингалета.

Хмыкнув на этот оскорбительный пассаж сопливой ссыкухи, пошел на кухню заправлять доходящее варево специями.

За окном смеркалось. Похоже, сегодня придется оставить сопливку с ночевкой. И еще надо будет расспросить её, что у неё не так. Если девка тырит еду у граждан и не моется длительное время, значит, не всё у неё ладно.

Супец получился знатный и от его запаха у меня давно уже начался процесс слюноотделения. Однако садиться за стол в одиночку в текущей ситуации было бы неправильно.

То, что вышло замотанным в халат из ванной комнаты, сразу же напомнило мне тех самых кур. Которые, стройными синими трупиками, ровными рядами лежали на лотках в гастрономе.

Девчонка синей не была. Напротив, она была распаренной и розовой. Но своей худобой она могла посоперничать с теми синими птицами. Счастьем и благополучием, она, по всему судя, с теми курами сильно не отличалась.

— С лёгким паром! — поприветствовал я отмытое и отчаянно трусящее существо, — Садись, я суп сварил. Ты чего дохлая-то такая?

Её ноги, торчащие из-под халата, натурально напоминали ноги тех самых кур. Что советской торговлей были оценены в девяносто шесть копеек.

— Я не дохлая! — возмутилась отроковица, — Сам ты дохлый! — с присущей всему женскому сословию безупречной логикой, возразила она мне.

— Тоже верно! — не стал я спорить, — Тогда давай, поедим!

Я начал наполнять тарелки, а ершистая недоросль так и осталась стоять на пороге кухни. По громкому сглатыванию слюны было понятно, что настырная девка не против моей кулинарной инициативы. Но и свой бродяжный форс она тоже хотела соблюсти.

— Ты зря кобенишься, я для тебя второй раз разогревать не буду! — нарезая хлеб, пуганул я строптивицу, — Меня, кстати, Сергеем зовут! — девчонка кивнула, но промолчала, — К тебе-то как можно обращаться?

— Лиза! — поперхнувшись простуженным горлом, представилась она.

— Садись за стол Лизавета! — повторил я приглашение, — Ужинать будем.