Совок-7

Семейство Толкуновых послушно встало и удалилось в коридор. Захарченко подошел к двери и, прижав её плотнее к косяку, провернул торчащий в ней ключ.

— Что делать собираешься? — немигающими удавьими глазами уставился он на меня.

— Ничего не собираюсь делать! — честно ответил я, — Усматриваю в действиях неизвестного преступника состав сто семнадцатой УК. Соответственно, наш дежурный пусть посылает в прокуратуру машину за их следаком! Это их подследственность, вот пусть они и развлекаются! Виталий Николаевич, вы же всё это и без меня хорошо знаете!

— Я, лейтенант, не глупее тебя! — не повышая голоса, раздраженно согласился Захарченко, — И квалификацию преступным деяниям уже давно сам давать умею! Но я тебя прошу, разберись с этой делюгой без привлечения прокуратуры! Месяц заканчивается, а тут этот износ! И без того у нас в райотделе показатели ни к черту! На предпоследнем месте Октябрьский по городу в этом месяце будет! И ваша с Гриненко девяносто три прим, медным тазом накрылась, чтоб ты знал! — с неприкрытым укором и даже обиженно посмотрел он на меня, будто это я затоптал уже раскрытое расстрельное преступление.

Меня это напрягло. Таскаешь этим руководящим товарищам каштаны из огня, а они еще и рожу кривят! Да еще в заведомо чужих грехах беспричинно обвиняют.

— А в чем дело, товарищ капитан? — таким же немигающим взглядом, да еще с недобрым прищуром вгляделся я в глаза Захарченко, — С какого это переляку безупречно раскрытое хищение в особо крупных, да еще и тазом накрылось? Кто-то статью особой тяжести притоптать решил?

— Тихо ты, Корнеев! — оглянулся на дверь капитан, — Чего ты орёшь⁈ Не мы с Дергачевым так решили! Так решили на самом верхнем этаже. Обком партии так решил, Корнеев! — выбросив главный козырь, капитан очевидно полагал, что добил и заткнул меня.

— И что⁈ — включил я непримиримого Павлика Корчагина, переполненного юношеским максимализмом и верой в идеалы. — Вы, Виталий Николаевич, наверняка член партии? Ведь так? — я вылупил честные комсомольские глаза на приунывшего капитана.

Захарченко не стал отмежевываться от руководящей и направляющей КПСС. Он просто молча хлопал глазами. Не встретив возражений, я продолжил вслух развивать свою провокационную демагогию.

— Как честный коммунист, напишите подробное письмо в Центральный Комитет и нашему министру! — я с удовольствием наблюдал, как в панике заметались глаза Захарченко, — Раскройте вышестоящим товарищам глаза на коррупционеров из обкома! Я уверен, что вас услышат и поймут! — продолжал я юродствовать, не выходя из образа честного идиота.

— Блядь! Да, что ж сегодня за день-то такой! — уже с откровенной тоской выразил свою душевную неустроенность зам по опер, уныло глядя на меня. — Корнеев, ну её на х#й, эту твою принципиальность! Ну чего ты передо мной-то придурка разыгрываешь⁈ Ладно, хер с ним, скажу тебе, как есть! Мне через месяц майор подходит и Дергачев еще на прошлой неделе представление на меня отправил. А тут этот износ, сука! Показатели и без того полное говно, и теперь меня обязательно потянут на ковёр! И хер я в спину получу, а не майора! — Захарченко замолк, глядя куда-то в окно. Почти, как это делает Данилин в таких случаях, со мной общаясь.

— Я просто лично от себя прошу, сделай так, чтобы сто семнадцатой не было! Договорись с терпилами! Я знаю, Корнеев, что, если ты захочешь, то у тебя получится! Обязан буду я тебе, Сергей! Лично обязан!

Дальше измываться над капитаном было просто непродуктивно и даже опасно. Особенно, с учетом того, что он просёк мой стёб относительно идеологической святыни. Со святыней-то, хер с ней, а вот глумления над собой этот оперативный волк, точно, не простит.

— Хорошо, Виталий, Николаевич, я попробую! — перестал я изображать второгодника из школы для умственно отсталых, — Но только совсем в ноль затоптать не получится. Этот Толкунов потом всё равно обязательно закапризничает, взбрыкнёт и попрётся жаловаться. Он, паскуда, в каком-то институте философию преподаёт. Страшный экземпляр! Сто за сто, не удержится у него вода в жопе и он на нас жаловаться будет! А тогда уже, не только вы своего не получите, но и я загремлю в Тагил за укрывательство. Сами знаете, какие веяния нынче в прокуратуре преобладают!

— Что предлагаешь, лейтенант? — продолжая хмуриться, немного оживился капитан, страстно желающий стать майором.

— Предлагаю возбудить дело не по износу, а по краже, например. Что-нибудь у Толкуновых из квартиры, да когда-нибудь, но пропадало! И бог с ним, что не сегодня! А еще лучше, возбудиться по «хулиганке»! Насильник глаз супругу подбил? — задал я риторический вопрос и тут же сам на него ответил, — Подбил! Вот она и двести шестая УК! Да, это понятно, что она тоже, скорее всего, повиснет «баранкой», но всё равно это не изнасилование! Сколько их, этих «хулиганок»! Одной больше, одной меньше!

— Валяй, Корнеев! И ты, пожалуйста, повежливее с ними! Особенно, с этим философом, — капитан еще немного потоптался и, зачем-то пожав мне руку, отомкнул дверь, и вышел.