Совок-8

Дальше пришлось делать то, что мне никогда не нравилось делать. Приложив не такое уж и большое усилие, я повернул ствол в вертикальное положение. Раздался хруст ломаемых зубов и дикое мычание, которое при всём желании нельзя было бы назвать человеческим.

Из глаз испытуемого в два ручья хлынули слёзы, а из носа пошли пузырями сопли. Штаны мужика спереди потемнели и от него запахло свежим дерьмом. Всё, как всегда. В зубах всех людей есть нервы. У этого упыря они тоже были.

Метод очень эффективный и я не знаю ни одного случая, чтобы тот, у кого таким образом чем-то интересовались, что-то утаил. Когда с головы снимут ремешок и вынут изо рта железный разговорник, человек обычно рассказывает всё.

Однако и неприятные издержки у этого способа тоже присутствуют. Делать эту процедуру, слышать зубовный хруст и через рукоятку чувствовать рукой, как крошатся зубы, удовольствие еще то! Не для таких он людей, с тонкой душевной организацией, как я. Это не молотком по носку, надетому на ногу. Это не чья-то, а твоя рука в крови, в слезах и в соплях того, кто на тебя в этот самый момент таращит глаза, полные нечеловеческого ужаса и боли. Сожалея, что несколько секунд назад по глупости или упрямству не рассказал мучителю всё, что знал, и о чем лишь догадывался.

Оказывается, всё просто! Разбиваемые суставы от головного мозга находятся на малом, но на расстоянии. А зубы крошатся и хрустят в самой голове. Внутри и у самого-самого мозга. И барабанные перепонки находятся тут же.

Примерно так объясняли во время учебы. И мне уже не раз пришлось удостовериться, что объясняли объективно. Даже без учета неизменно положительного результата по окончанию беседы. Хватает того, что ты все эти звуки сам слышишь почти так же, как и тот, с кем ты работаешь. Ну и главное. После завершения этой методы следует как можно быстрее промыть пистолет. В противном случае, его потом придётся основательно чистить. И будет лучше, если до промывки или чистки, по прямому назначению именно этот пистолет не использовать. Запросто может подвести. Во время выхода, это тоже весьма существенное неудобство, которое может стоить жизни.

Заметив, что злодей сомлел и обвис на вязках, я вытащил из его рта ствол. Ствол, теперь свободно шатающийся, как молочный зуб первоклассника. И снял с его овала тренчик. Сходил к машине и принёс специально припасённую бутылку водки.

Произвёл неполную разборку Макарова и, разложив рамку, затвор и пружину на гладком бетоне, облил всё это водкой. Дождавшись, когда розовые потеки и белое крошево стекут, я собрал пистолет и вставил в него магазин. Потом засунул его за пояс брюк сзади.

Дожидаться, когда следящий гражданин очухается сам, я не стал. Оставшиеся полбутылки водки я вылил ему на голову. Мужик зашевелился и начал приходить в себя.

— Говорить будешь? — тихим картонным голосом спросил я вылупившегося на меня существа.

Человеком его назвать уже было сложно. Слишком много животного ужаса было в этих глазах. Иногда этот ужас бывал вперемешку с ненавистью. Но в данном конкретном случае этого коктейля не наблюдалось. Клиент был полностью сломлен и о реванше даже не помышлял. Я понял, что поставленная цель достигнута и сейчас я узнаю всё, что известно этому почти уже покойнику.

Машинально отметил, что пронзительный вьюнош, находящийся где-то внутри меня, забился куда-то очень глубоко. Что под ногами ветеранского сознания он не путается и комсомольскими крылышками не трепещет. Я удовлетворился и этим обстоятельством тоже. А удовлетворившись, принялся за расспросы.

К моему глубочайшему удивлению, заказчиком моей нетрудоспособности не была старший кладовщик Ирсайкина. И даже не Алексей Мордухаевич. О Юдиной я и сам изначально не задумывался. И, слава богу, что это оказалась не она.

Указание на предъявление моей персоне железных аргументов с последующей госпитализацией или направлением в морг, дал наследник недавно почившего завскладом Водовозова. Некий Шалаев Николай Тихонович. Состоящий ныне на гвардейском ликеро-водочном предприятии в должности главного технолога.

Когда пленный, шепелявя и сплёвывая кровавые сгустки, начал повторяться, я понял, что вычерпал информационный источник. Вытряхнув из затёртого армейского сидора свечи, колодки и прочую авто-дребедень, я аккуратно и тщательно убрал в него всё, что было задействовано в развед-опросе. Начиная от обрывков изоленты и заканчивая пустой водочной бутылкой с сорванной с неё пробкой.

Обрезав и прибрав вязки туда же, я снова надел на, что-то тихо подвывающего гражданина, наручники. И снова вопреки инструкции. Потому что сзади. Еще раз осмотревшись, я взял мешок и второй рукой подхватил своего костолома. Только что перековавшегося в информатора. К глубочайшему моему сожалению, в одноразового.

— Пошли в машину! — коротко бросил я трясущемуся Виктору Лобачеву, с его же слов, дважды судимому, — В камере ночевать сегодня будешь! И готовься сесть лет на десять!