— Позволь, а сколько лет этой сиротке, как ты изволил выразиться? — насторожилась Левенштейн, достав из сумки свои очки с диоптриями и нацепив их на нос вместо солнечных.
— Большенькая она уже! — успокоил я её и добавил мстительно, — Пятнадцать ей недавно исполнилось! — смотрел я вперёд на дорогу, но краем глаза отслеживал реакцию Паны.
От нахлынувших на неё чувств, сказительница марксистко-ленинских басен начала хватать ртом воздух. Сорвав с покрасневшего от негодования носа очки, Левенштейн уже готова была предать меня большевистской анафеме, но я оказался проворнее.
— Не живём мы с ней во грехе, она мне как сестра, — благостно и смиренно разъяснил я умышленно созданную ситуацию, — Не подумали же вы, уважаемая Пана Борисовна, что офицер советской милиции может быть педофилом?! Или всё же подумали?
Теперь уже я с нарастающим возмущением бросал пылкие взгляды на смутившуюся тётку.
Не давая ей прийти в себя, я начал повествование трагикомической истории нашего с Елизаветой знакомства. Не упуская ни одной мало-мальски существенной детали. Начиная с злодейского эпизода кражи у меня пельменей и заканчивая помещением в чулан прапорщика Барсукова.
Пока Пана переваривала полученную информацию, я поделился с ней еще одной новостью.
— Мне тут за высокие показатели в служебной деятельности квартиру выделили, — состроил я на лице горделивое выражение, — И в скором времени я от вас съеду к месту прописки.
— Как съедешь?! — потерянно прошептала окончательно расстроившаяся женщина, — А как же я?!! Как я одна буду жить?
— Почему это одна? — бодро не согласился я, — А Лиза? Я как раз хотел вас попросить оставить её у себя на какое-то время. Пока я на новом месте обживусь и условия создам! Тем более, что её в школу надо определить, ну и вообще…
Пана ненадолго задумалась, а потом её лицо разгладилось и она даже заулыбалась.
— Правильно! — она поощрительно, словно на хорошиста из школы для дебилов, посмотрела на меня, — Нечего ей у тебя делать! Ты ведь кобель, Серёжа, и не удержишься от того, чтобы баб в свою берлогу таскать! Незачем ей это непотребство видеть, пусть уж лучше у меня живёт!
Левенштейн торжествующе уставилась на меня, всем своим видом демонстрируя, что приняв мудрое соломоново решение, она от него уже ни за что не отступится.
Мысленно погладив свою шишковатую голову, я осторожно выдохнул и еще больше себя зауважал. И было за что! Только что мне удалось, ни перед кем не одалживаясь, без потерь перевезти на другой берег подрастающую волчицу, козу и капусту. И всё это одним рейсом!
Поднимаясь по лестнице с двумя чемоданами в руках, я думал о том, как поладят особы. Или, как не поладят.
Глава 18
Дежурство принял быстро и первое время меня никто не трогал. Я сидел в своём кабинете и приводил в порядок уголовные дела, находящиеся в моём производстве. Копошился в бумагах, невольно вспоминая возвращение блудной Левенштейн.
Непривычно робкая Елизавета по своему обыкновению встретила нас с Паной в коридоре. Какое-то время они молча приглядывались друг к другу. Тётка смотрела с жалостливым интересом, а Лизавета с плохо скрываемой настороженной стеснительностью и опаской. Девчонка определённо боялась прийтись не ко двору.
Решив её приободрить, я, скинув туфли, подошел к ней и, обняв за плечи, притянул к себе.
— Вот, Пана Борисовна, это Лиза! — погладил я свободной рукой по голове коллегу по несладкой сиротской доле, — Так уж получилось, что у меня нашлась сестра. Очень хорошая сестра, суп мне варит и полы с посудой моет! Скажу честно, недостаток у неё один, но зато существенный, ест она много.
Левая рука, которой вороватая урюпчанка прижимала меня к себе, чувствительно щипнула меня за бок.
— Хороший ты парень, Серёжа, но всё равно балбес! — неодобрительно покачала головой Левенштейн, — А ты, деточка, не обращай на него внимания! Теперь тебя здесь никто голодом морить не будет! Ты любишь фаршированную рыбу?
— Не знаю, — честно и тихо ответила Елизавета, бросив на меня такой взгляд, будто это её незнание лежит на моей совести, — Фаршированную рыбу я не пробовала, только простую ела. Рыбу я люблю!
— Бедная девочка! — прижала к груди руки Пана и покачала головой с таким сочувствием, словно мою неблагодарную приживалку только что переехал поезд из Урюпинска. — Завтра же нам Серёжа привезёт с рынка сазана и я приготовлю рыбу фиш! И отцепись уже от этого грубияна, пойдем со мной, разберём чемоданы, я уверена, там и для тебя что-нибудь найдётся! Как жалко, что я не знала, что ты здесь есть!
Теперь уже Левенштейн смотрела на меня, как на урюпинский поезд, переехавший несчастную сироту Лизу. А я удовлетворённо улыбался, радуясь, что удалось посредством гомеопатической дозы хамства сблизить эти два одиночества. Пусть даже ценой болезненных щипков и попрёков в свой адрес.
Однако поваживать этих двух обитательниц серпентария, в котором я временно квартирую, в мои планы не входило. Завиноватят в два счета, если поддамся.