Далее чаевничали и поедали торт мы уже без споров и пререканий. Теткин задор угас, да и высказала она уже все, что против меня имела. Я тоже вел себя прилично. Обстоятельно и, по возможности, честно отвечая на вопросы софьиной родни. А родня, будучи интеллигенцией самого высокого пошиба, допрашивала меня умеренно, границ не переходя. Но мне все больше и больше хотелось домой. Потискав под столом бедро вдовы и обратив тем самым ее внимание на себя, я скосил глаза в сторону выхода. Софья кивнула, но все же прощаться с родней не стала.
- Надо помочь убраться и посуду помыть, – нашептала она мне в ухо, когда отец и тетка увлеклись разговором о чем-то своем.
- Я тогда пойду, а ты оставайся, – прошипел я в ответ и уже в полный голос рассыпался в благодарности за вкусный обед, теплый прием и радушие.
Провожая меня до выхода, Софья попыталась всучить мне ключи от своей квартиры, но я вывернулся, сказав, что у меня дела сегодняшним вечером. Окончательно поручкавшись на прощанье с Львом Борисовичем и Паной Борисовной, я покинул профессорские хоромы.
Отступление
- Кто он, этот прохвост, Соня? Где ты подцепила этого ненормального милиционера? – по-драконьи пуская носом дым, взялась за племянницу Пана Борисовна.
- Ну что ты такое говоришь, Пана, почему он обязательно прохвост? Мне кажется, этот Сергей вполне приличный молодой человек,– заступился за нового знакомого дочери Лев Борисович. – Хотя да, я согласен, он не совсем обычный молодой человек, – подумав, уточнил осторожный профессор.
- Лёва, не спорь! То, что он прохвост и антисемит, это безусловный факт. Да и черт бы с ним! С этим еще как-то можно смириться и как-то можно жить! Да, можно! Потому, что в этой стране других людей нет или почти нет. И уже никогда не будет. Но ведь он ко всему прочему еще и антисоветчик! Да, Лева! Изощренный антисоветчик! И мало того, он почему-то не считает нужным это скрывать! Вот этого я совершенно не могу понять, Лева!
- Позволь,Пана, что же такого он сказал антисоветского? Я от него ничего антисоветского не слышал. Может быть, он с основоположниками что-то напутал, тут я с тобой спорить не могу, потому как я юрист, а не историк. Но и в этом случае ничего антисоветского я не вижу, мальчик вполне может добросовестно заблуждаться!
- Да в том-то и дело, что ничего он не напутал! В том-то все и дело! – вскипела его фиолетоголовая сестра, – То, что он, походя здесь выдал, не знает даже секретарь обкома по идеологии! А его, Лева, в высшей партшколе очень хорошо учили! Ты уж мне поверь! Да что там, секретарь обкома! И я бы, Лева, этого не знала! Если бы в войну не работала в аппарате Мехлиса и не имела высшего допуска в архив ЦК! То, что он тут так запросто наболтал, я видела в личной переписке и в рукописных записках членов ЦК. А на них, Лева, грифы такой секретности стоят, что лучше бы не вспоминать!
Ректор Лишневский призадумался и больше с сестрой в полемику не вступал.
- Так, где ты его взяла, Сонька? – суровая тетка не желала сходить со следа.
- Нигде я его не брала, он сам пришел, – племянница отодвинулась от стола. – Туфли у меня украли, вот Сергей этой кражей и занимается. А то, что он антисемит, это ты зря, тетя Пана, мне кажется, что он и сам еврей. Во всяком случае, он мне об этом так сказал, – без особой уверенности договорила она.
- Дура ты, Сонька! И, похоже, что дура влюбленная. Вот только зря ты на него губы раскатала, не женится он на тебе! Да и не еврей он никакой! – с некоторым сожалением, как показалось Соне, произнесла вполголоса крайнюю фразу тетка. – И пусть его, что не женится, не больно-то оно и надо нам на Колыму за ним ехать! С его-то речами, он туда обязательно загремит! А вот ребенка, Сонька, ты от него роди, это я тебе, как единственная твоя тетка настоятельно рекомендую!
- Ты что такое, Пана, говоришь! Ты на что мою дочь толкаешь? Вот найдет себе подходящего человека, выйдет замуж и пусть тогда рожает на здоровье! Лев Борисович не на шутку возмутился сестринским напутствием его дочери.
- Эх, Лева, Лева! Не лез бы ты в бабьи дела! Пока найдет, пока выйдет, а ей уже четвертый десяток. Или тебе, Лева, внуков не хочется? – невесело вздохнула ректорская сестра. – А от этого нахального антисемита у Соньки хороший ребятенок мог бы получиться. Этот прохвост, он, хоть и гой, но поумнее многих наших будет! – мадам Левенштейн задумчиво постучала гильзой беломорины по папиросной коробке. – Вот ведь сопляк сопляком, а как заговорит, то у меня вдруг такое ощущение делается, что он вроде бы и старше меня самой. Что-то не припомню я похожего среди своих студентов, Лева! И среди аспирантов не припомню. А уж этих оглоедов через меня за двадцать пять лет, ох, как много прошло!
Глава 18