Совпадения

А ведь она была первой, кто не хотел моего появления здесь. Она поинтересовалась тогда, три года назад, когда я пришел сюда работать, как я собираюсь противостоять насмешкам и учителей и учащихся.

Глеб заново учился уважать себя и свой предмет. С целой гаммой переживаний, засунутых в него твердой рукой Творца, он отмерял путь от работы до дома, предпочитая с некоторых пор почти затворнический образ жизни, там, внутри себя, за плотно закрытыми дверями, с тугим и ржавым замком не— и недо-верия. Он знал, по колледжу ходил какой-то недвусмысленный слушок с ехидным подхихикиванием, что проблемы с носом у него вовсе не травматического свойства, а как бы это помягче сказать, «медицинско-клинического».

Ему пришлось придумать, что у него есть план. А никакого плана не было. И некоторые действительно поначалу перемигивались и перешептывались.

По пыльному листу, лежащему на кронштейне, изображающем березу, ползла здоровая жирная муха. На нее сверху спикировала другая.

Наверное, подруга или друг.

Пара мух, беспечно жужжа, закружилась в веселой польке под потолком, над качающимся листом цветка. Наблюдение за мухами доставляло ему куда большее удовольствие, чем этот разговор. Всегда в одном и том же назидательно-раздраженном тоне матери к своему нерадивому сыну, от которого он, обзаведясь настоящей астмой еще с самого детства, задыхался с успехом дома.

— Соглашусь. Их и в наше время было не больше. Если уж напрячь память, — прожужжала Валентина. — Но все, кто чего-то по-настоящему хотел, добились своего. И в то, другое, время отменных козлов, простите, понавырастало. Что вы на это скажете?

— Мне трудно вам возразить. Но одно я знаю, что в хороших мужчин и в хороших женщин надо верить, как в Бога. В этом святая и единственная порука.

— Так ведь и в Бога-то не все верят…

Как же надоело постоянно изворачиваться, прикидываться, стараясь достать из внутренних резервов еще немного от честного и порядочного человека. Может быть, наплевать на все? Сколько можно? Спотыкаться друг об друга, по Хармсу, — я об них, они об меня?

Ему чужда административная система контроля над всеми поголовно, включая тех, кому она откровенно вредит и мешает. За усердие, за трудолюбие, за неслучайную успеваемость старающихся, всегда считал он, можно и необходимо поощрять некоторым послаблением. Поэтому он изредка покрывал опоздания и отсутствие на уроках. Может же быть у них какая-то уважительная причина для таких редких пропусков, такая, чтобы не вникать в ее суть, не соваться, не вынюхивать — ведь они уже взрослые люди. Не требовать медсправок и унизительных объяснительных. Определялись у него, спустя время, и свои любимчики в классах, в группах, которых он старался мягко выделять, и был «за», чтобы число их всегда только увеличивалось.

Дети быстро привыкали к его странной, притягивающей внимание внешности. Когда по рядам тянулись перешептывания про сифилис, приходилось только крепче сжимать выскальзывающий мел в мокрых пальцах и вести урок дальше, не обращая внимания на смешки и издевки, которые потом постепенно проходили.

— Ну, доброе всем утро, архаровцы! Конспекты на стол! — Он вошел в аудиторию, открыл журнал и бегло просмотрел первый сданный конспект в стопке.

— Ну, молодец, Лена, что еще могу сказать? Наботанила на пятерочку! Так… кто там у нас следующий по списку? Ну, что могу сказать? Красивый красный лебедь, плаваем дальше…

— Но почему, я же готовилась! — возмутилась обладательница лебедя. — В кои веки!

— Бывает. Только придется переписать. Халатно. Один раз подготовиться за целый год и ждать хорошего результата — даже не низкая вероятность, а нулевая. За тройку придется побороться.

— Я дура, — обиделась Юля Долгорукова. — Надо было начхать и не делать!

— Каждый из нас бывает дураком, помнишь? По крайней мере, пять минут в день. Главное — не превысить лимит. Переписывай, приноси, будем посмотреть, кто ты. Дальше, дальше, у нас что? Ага, Русканова. Русканова Маша распилила шестерочку со своей соседкой Олей. Кто с кого списал — разбираться недосуг. Вы сдадите обществознание, юные девы, только в том случае, если немного поработаете над своей ленью.

Маша вскинула вверх свои блестящие серо-голубые глаза. «Ах!» И он вспомнил, как недавно читал ее реферат.