— Я ничего не хочу, Эрен, — просто сказал он. — Но ты забыл одну вещь. Ты ее, в принципе, никогда во внимание не брал — эту вещь. Ты забыл о том, что многие и тебя считали монстром. Сегодня ты защищаешь всех от титанов — и ты крылья человечества, а завтра эти же спасенные назовут тебя монстром за то, что ты хочешь немножко счастья и самому себе. Люди защищают свой устроенный мир. Но боятся мира нового. Ты строишь мир новый одним фактом своего существования. Ты не герой — и герой тоже.
— Я не рушу то, что дорого другим, — Эрен приподнялся. — Я просто хотел, чтобы никто больше не умирал. Как моя мать. Которую ты убил!
— Я не хотел этого и сожалею, — опустил голову Бертольд. — Но тогда она не была для меня твоей матерью. Она была просто человеком. Одним из моих врагов. Как и ты. И если бы я тогда убил тебя, я бы не испытывал тогда сожалений. Декорации и люди меняются. Мы — прежние.
— И ты по-прежнему убийца, — согласился с ним Эрен. — Как, впрочем, и я. Я тоже причина гибели многих людей. И я хочу исправить это. Иначе не смогу я увидеть мир из книг Армина — море, горы, леса… Не смогу насладиться этим.
— Ты увидишь море, — Бертольд снова отвернулся. — Но будешь ли ты готов принять свою новую реальность? Или ты побежишь спасать свой старый мир? И ради чего ты все это сделаешь? Ради людей, которым ты хочешь вернуть отобранный у них мир? Или ради самого себя, которому страшно жить в мире новом?
Эрен вслушивался в его вкрадчивый голос — усмехнулся. Бертольд удивленно смотрел на него — но не Эрена он видел — ледяные блики кристалла Энни, стертую гримасу боли на ее губах.
— Я просто хочу снова увидеть Микасу, — пожал он плечами. — И сказать ей, что люблю ее. И как сестру, и как женщину, и как человека. Оставь свой пафос и рассуждения. Мы были рождены, чтобы любить жизнь и людей вокруг нас. Я хочу, чтобы мои родители вернулись, но этого не случится. Тогда я хочу, чтобы Армин и Микаса были рядом. Хочу вернуть то время, когда они были со мной.
— Это справедливо, — согласился с ним Бертольд. Мимо них проплывали деревья — а вдалеке виднелись бледные стены — точные копии Розы, Марии и Сины.
========== XV ==========
Ирвин все предусмотрел — но забыл самое основное. Едва смута, связанная с его торопливым приездом в столицу, стихла, Найл Док сумел взять себя в руки — и сделал первый шаг. На утро возле его гостиничного номера не было никого, зато Микаса на телефонный звонок не отвечал — и Райвеля найти у него не получилось. Тайна открылась лишь к обеду — и это был удар ниже пояса. Микасу взяли под арест из-за подозрения в саботаже, а Райвель последовал за ней, чтобы воспрепятствовать ее задержанию. Это полностью меняло планы Ирвина — но не в его правилах было сдаваться. Он с аппетитом позавтракал, сменил одежду и навестил Дота Пиксиса. Когда ближе к обеду он решил, что время уже выждано, и приехал в управление — Найл Док уже успел поссориться с Райвелем, который запрещал ему допрашивать Микасу без ее прямого руководства в лице Ирвина.
— Твои собачонки с цепи сорвались, — сердился Найл. Он уважал Райвеля и знал его силу, но принять то, что Райвель его ни во что не ставит, он не мог. — Отвратительное поведение твоих подчиненных.
— Они не собачонки, — усмехнулся Ирвин. — Боевые псы — да, быть может. И с цепи они не сорвались… Они на ней, на цепи твоей, никогда и не сидели.
— В любом случае, Аккерман останется тут, — сразу же перешел к делу Найл. — Наша разведка доложила, что она, навещая Энни Леонхарт, говорила с ней — и мы не знаем, что на уме у сестры Эрена. Я уважаю ее силу, но не доверяю сейчас никому. Пока королевы нет в столице…
— Королева сейчас в своем отряде под защитой моих солдат, — ни один мускул в лице Ирвина не дрогнул, хотя он врал сейчас своему старому другу. — И твое сомнение в ее безопасности говорит о недоверии нам, твоим же товарищам. Понимаешь? К тому же указом королевы я был назначен как главнокомандующий всеми воисками… И, стало быть, сейчас я и твой начальник, Найл.
— Пошел ты к черту, Ирвин, — устало выпалил Найл. Он сел и с остервенением вцепился в стакан с бренди — Ирвин заметил, что на грудном платке следы от варенья — будто бы детские пальчики держали отца за платок, пока он целовал ребенка на прощание.
— Ты устал, — сказал спокойно Ирвин. — Тебе нужно отдохнуть. Позволь мне самому решить мои проблемы, и…
— Я знаю, что Эрена Йегера нет в стенах, — вдруг сказал Найл. — И знаю, что ты разрушишь наш мир руками этого мальчика. То есть — то, что ты чудовище, и методы твои чудовищны, я знал всегда, но теперь…
Он торопливо помотал головой из стороны в сторону — перед глазами стояла сияющая Мария и ее дети, его дети, их дети… А могли быть детьми Ирвина, если бы он предпочел позаботиться о ней. Она, Мария, любила его, Ирвина. И до сих пор любит, наверное. Но сил злиться на него больше нет — не было никогда.
— Ты всегда был лучше во всем, — напомнил Найл. — Но ты анархист и разрушитель по природе своей. Ты погубишь то, что я люблю. И этого я не могу тебе позволить. Как отец и муж — к черту королевскую стражу.