Совпадения

— Ой, ну у Джойса Блум переписывался с некой Мартой Клиффорд. — Она сделала глубокий вдох и очень глубокий шумный выдох. — А ты у меня с кем переписываешься? Ладно, плевать уже на все.

— Не помню с кем, не помню про Блума. Но они, по-моему, так и не встретились. У тебя вдох получился короче. Это правильно.

Она встала и начала собираться.

— Ладно, все, сегодня у тебя не останусь. — Она хмурилась. — Домой поеду. Мне еще надо в магазины кое-какие заехать, вечером я договорилась о встрече. Нашла новую модель, студентку. Почти забесплатно, кормлю ее, ночует у меня в мастерской. Роскошная девочка, длинная, скуластая, мулатка-шоколадка. Все, мальчик, я ушла.

— Так что в субботу, едем?

— Договорились же. Не провожай меня, убегаю. — Она поцеловала его в щеку. — Воняешь. — Сморщилась.

Он все-таки поднялся ее проводить.

— Люблю тебя, — тихо сказал он, поправляя ей сумку на плече. — Как думаешь, сколько это стоит?

— Мне бесплатно, как я понимаю. — Она пристально посмотрела в его глаза и нажала на дверную ручку. — Погоди. — Она открыла дверь и вернулась. — А если завтра, вот смотри, вдруг завтра я не смогу вставать, потеряю работоспособность, жизнестойкость, все потеряю? Ты останешься со мной?

Он молчал. Она блуждала взглядом по темным мутным лужам его глаз, словно измеряя их глубину.

— Если мне нужны будут средства, огромные, неимоверные средства, чтобы жить и не ощущать боли. Ты останешься со мной?

— А ты со мной? Ты! Останешься?

— Ты не ответил. Понимаешь, вот сейчас я ощущаю боль. Мне больно. Все время одиноко и больно. И это ненормально, противоестественно как-то.

— Я буду любить тебя, даже если тебе трамваем перережет ноги.

— Не понимаю, почему мне должно экстремально перерезать ноги, прежде чем я получу то, что заслуживаю с такой грандиозной любовью? Любить. Что значит любить для тебя? Любить и ничего не делать? Любить и смотреть, как я умираю? Ты ведь и сейчас это делаешь. И громыхаешь по мне трамваями…

— Мне тяжело с тобой. Ты замкнута, ничего никогда о себе не рассказываешь… Из тебя все надо тащить клещами.

— Замкнута? — Ее лицо исказилось. — Не рассказываю? Что еще я могу о себе рассказать, кроме того, что сама знаю? Какие тебе еще нужны подробности? Ты думаешь, что там, в глубине меня, спрятано еще что-то? Что? Меня не надо препарировать в поисках души, Микеланджело. У каждого внутри свой ил, личный, как воздух в легких, который невозможно уже никому передать, там все усвоено уже, углекислота, понимаешь? Не надо перекапывать меня, как огород, по сто раз. Ничего не родит такая земля, кроме раздражения. У меня ощущение, что меня добровольно просят испустить дух.

— Ничего, что я видел вас вчера в половине пятого на Московском вокзале в то самое время, когда набрал тебя, и ты ответила, что ты в мастерской? — Его губы дрогнули.

— Тебе самому не противно? Прекрати следить за мной! Это вовсе не то, что ты можешь подумать, понимаешь? Вовсе не то. Я шла по улице. Шла, а не лежала в постели. Ведь в этом есть разница? Да, у меня очень большое сердце, и в нем одновременно умещается несколько мужчин, но это не связано с сексом. Тупым консервным ножом пытаешься вскрыть грудную клетку и докопаться до какой-то одному тебе известных искренности и лжи. Хочется только глубже нырнуть, туда, где ты меня не достанешь из-за высокого давления.

— А у меня очень большой мозг, и его одновременно могут иметь несколько женщин, но я не со всеми согласен поддерживать отношения. Ты не понимаешь? Как тебе это втемяшить в голову? Я тебе не изменял все это время, пока мы были вместе. Ни разу!

— Почему?

Он выпучил глаза, услышав этот вопрос. Вот так так!

— В каком смысле, почему? Тебе это странно? Непонятно?

— Ну, просто это твой выбор. Хозяин — барин. Не изменял. Спасибо, да? Зато ты порно смотришь, мальчик мой…

— Ну и что. Что? Да, смотрю! Когда тебя рядом нет. А что делать?

— Тебе сказать? Делать так, чтобы я чаще была рядом. Не думал об этом?

— Еще чаще? Вот такая врунья и блядь?

— У попа была собака…

Она резко повернулась и, рывком открыв дверь, захлопнула ее, отдавив ему до синевы указательный палец.