— Ешьте, вы ж с дороги. — Бабушка любовалась то на Глеба, то на Соню. — Глебушка у нас похож на Ивана Карповича. — Она указала на старый фотопортрет в рамке на стене. — Страсть как похож на покойничка. Это мой брат, Вероникин дядя.
— Будет она котлеты
— Нет, уже поздно, спасибо! — Соня подпрыгнула на стуле.
— Будет, будет, — кивнул Глеб.
— А колбасу свежую будете?
— А несвежая есть?
— Не мели, Емеля!
— Ну вот, как всегда! Я же ем все только несвежее и невкусное! Никогда у вас нет для меня ничего.
— А почему вы сами себе котлет не положили?
Соня осмотрелась. Угрюмая печь с лежанкой, мясистый шкаф светлого дерева, старенькая металлическая кровать с собранными пирамидкой подушками, узорчатой накидкой и опущенным пологом, сервант с разномастной фарфоровой посудой, старинная тумба-радиола с телевизором наверху, множество старых фотографий на стенах под стеклом в рамах, вышитый коврик на стене с прудом и удящими рыбу детьми, старинное выгоревшее бра с бахромой, нависающее на смотрящего потрескавшееся зеркало, часы с боем отщелкали «бом-бом» десять раз, шумно вращая внутри пружинами, цокая, скрипя, щелкая.
— Это мы вам нажарили. Вы-то еще можете мясное варить, желудки сильные, а у нас, стариков, одни камни внутри — кашу тереть. На ночь точно не станем, а завтра может быть. Будем посмотреть, как дед говорит.
Вера Карповна время от времени начинала откашливаться так, как будто вот-вот засмеется, но смеха ни разу не последовало. А ей очень шел смех на ее немного детском лице с гладкими, не по возрасту мягкими розовыми щеками, оно излучало тепло, радость, доброту и светлую улыбку. В нем хотелось разгадать какой-то сложный кроссворд гармонии и красоты, сочетания именно так расположенных черт, тихого глубокого свечения глаз, с именно так наложенными прозрачными тенями времени под ресницами. Легкий усталый румянец ее и вовсе был непостижим.
Она положила Глебу три большие зажаристые котлеты.
— Да я не съем столько, ба!
— Не говняйся, — спокойно рекомендовала бабушка и подложила еще одну. — Что же ты за мужик, коли мяса есть не будешь? С продуктами сейчас стало хорошо. Колбаса, сыр, масло, яйца — все теперь есть, что душеньке угодно! Давно ли у нас в магазине люди друг у друга яйца из рук вырывали? Берите масло! Как вы там живете-то? Мать-то что ж, и на работу теперь не ходит?
— Комбайн купили ей кухонный новый.
— На что он ей сдался?
— Овощи измельчать. Ей же то вермишелькой настрогать надо, то кружочками.
— Ишь чего! У меня комбайн всегда при себе. — Она выставила вперед две руки. — И вермишелькой может, и кружочками, и квадратиками.
После еды, отодвигаясь от стола, дед случайно газанул, но, не придавая значения
— Культура так и прет! — беззлобно прокомментировала его поступок бабушка. — Не слышит же ничего! И слабое все. Не обращайте внимания на стариков. Опупели уже слегка, что с нас взять? Еще котлетку?
Дед накинул новую куртку. Вера Карповна осмотрела его.
— Куда новую-то хапаешь? Курить-то не все равно в чем? Одень фуфаечку! Стой-ка. У тебя плечи как у Суворова при переходе через Альпы.
— Так возьми и ушей.
— Там двойной грубый шов. Как ты. Мне не ушить.
— Ушьешь, если захочешь.
Бабушка взяла звонивший мобильный телефон и сказала только три слова: «Ну-ка быстро домой!» Тут же прибежала с улицы двоюродная племянница Глеба — Светочка, белокурая бестия пятнадцати лет с пирсингом и готической прической, переобулась, поздоровалась с гостями, вымыла руки под звонким колокольчиком умывальника, плюхнулась за стол и притихла, часто моргая подведенными глазами.
— Подай мне, детка, декокт[36]
и дижестивные пилюли, — попросила ее Вера Карповна. — Эвона, на буфете, рядом с тобою. Я уже замордовалась прыгать. И кстати, как ты там называешь наши обутки-то, я позабыла опять.— Венсы, — напомнила Светочка. — Обутки — это не по-эмовски. — Она хихикнула. — Бабушка у нас позер, — мигнула она Глебу. — Бабушка, а помнишь, как ты отодрала тефлон от новой сковородки, которую тебе дед купил?
— Помню. Чуть с ума не сошла. Щупала, мыла всю ночь, думала, жирная.
Светочка тоненько захихикала.
— Венсы. А бронзолетки как?
— Снэпы.
— Никак нейдет в голову такое. А поставь-ка ребятам рэп, где бабка такая деловая с внуком переговаривается, Тамара Константиновна.
— Может, по кофейку, ба? — спросил Глеб, зыркнув на Соню: «Ну что, видишь? О чем я тебе говорил?»
— С кофе давление себе поднимем. Ну его! Мы курзиме пьем по утрам. Хорошо дед ушел, сейчас бы услышал про кофе, уже бы было не отвертеться. Чего надо, не слышит, а чего не надо — пожалуйста. Так! Доедайте салат! Вот еще тут берите, берите нарезку. Ну и по одной котлетке еще.
Она ловко лопаткой кувырнула котлеты в тарелки.
— Не-е-е-т, — взмолилась Соня. — Спасибо. Я вообще столько не ем. Желудок растянется.
— Надо есть, не бойся — не поправишься! Ты дома-то разве не готовишь?
— Много готовить не готова. И потом, я ведь не ем жареного совсем. У меня пароварка.