— Сами вы говно на палочке, в стеклянной баночке и засранцы вонючие!
Это было вовсе не то, что они хотели услышать.
— Вот упрямый гад! Значит, сейчас начнем погружение на раз-два-три! Мы, может, конечно, и говно, но отмываться тебе придется. А что бы бабушка не выпасла, мы тебя в пруду утопим, как крысу.
— Сейчас мы тебе покажем похождения слона по жопе таракана!
Ноги подогнулись в целях самообороны, в итоге удар на себя приняли коленки. Затем процессия переместилась к пруду. Туда его просто, как в кино, скинули за руки и за ноги. Выплыл кое-как, наевшись тины с жабьими пузырями. Вечером во дворе, набравшись храбрости и предвкушая очередную экзекуцию, проколол шины на их велосипедах. Весь следующий день братва клеила камеры, грозя кулаком и не смея напасть при взрослых:
— Завтра бабка уедет, держись!
— Сами вы бабки сраные!
— Я сейчас ему в глаз дам! Держите меня семеро!
— Сиди ты! Мы его по-другому проучим, без синяков…
На следующий день Вера Карповна действительно уехала на городскую квартиру. Как только за бабушкой закрылась калитка, Глеб тут же помчался за дом и огородами пробрался на соседний участок, предчувствуя разгар дедовщины. Походив кругами, зашел как бы промежду прочим к соседям.
— Теть Зой, здрасьте, а где девчонки?
— В город поехали. Купальники искать.
— А-а-а… Ну ладно. Потом тогда увидимся. До свидания.
Понятное дело, что мотаться в жару по соседям, где каждый своим делом занят, занятие бестолковое. Погуляв по округе пару часов, Глеб решил разведать обстановку. На дверях их дома висел замок. Ушли, стало быть, фашисты. Пробравшись в подвал, запасные ключи от которого он знал, где хранятся, отпер дверцу и стал озираться в полумраке. Слева на стеллаже возвышалась батарея банок разных времен, справа в загончике хранилась прошлогодняя картошка. Из сена белыми рогами торчали ее ростки. Это значит, что скоро бабушка заставит их обламывать. Мелкую, сморщенную, мышами погрызенную и всякую другую подозрительную надо будет сортировать в одно ведро, крупную и здоровую — в другое.
Но это не сегодня. Сегодня ему самому будут рога обламывать. Лишь бы до бабушкиного приезда протянуть. Наверх в дом ведет короткая приставная лестница, ходить приходится согнувшись. Если влезть по лестнице вверх и начать поднимать крышку, сколоченную в виде квадратного люка, то, попотев, можно выбраться и оказаться дома, поесть, попить, а потом опять уйти тем же путем. Тяжелая крышка неохотно сдвинулась с места. Толкать ее приходится головой. Наверху ее плотно держат тяжелые домотканые половики. Когда кое-как удалось выбраться наружу, надо было откинуть прижатый крышкой половик. Глеб наклонился, покряхтел, вынул дорожку и поднял глаза. На него с ухмылочкой смотрели Сева и Игорь…
— Я держу ему руки и ноги, а ты гроб открывай!
И они потащили его к дивану с откидывающейся вверх крышкой. Называлась эта процедура «Мумификация фараона в Долине Царей». Когда его поместили внутрь, биться, по опыту, было уже абсолютно бессмысленно. Пространство быстро наполнялось углекислым газом, и становилось нечем дышать. Через три минуты крышка чуть-чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась грязная пятерня с ваткой, смоченной нашатырным спиртом.
— Вот тебе, сволочуга такая! Давай тащи сюда еще ваты и флакон! Сейчас сделаем из него Тутанхамона.
Глебу тогда было десять лет, и он про то, как делают Тутанхамона, еще ничего не знал. От нашатырного спирта было одно спасение: сунуть нос в щелку дивана и потихоньку тянуть оттуда воздух. После получаса возни и экзекуции занятие наскучивало мучителям и его выпускали. И потом, уже в достаточно зрелые годы, просить прощения для него, он осознавал, являлось занятием крайне неприятным и унизительным. Приходилось действовать так, чтобы не дай бог и не просить.
— Попробуй только наябедничай! — грозились братья. — Будешь каждый день сидеть в гробу, пока бабка на огороде!
Но зла, как ни странно, ни теперь, ни тогда он на них не держал. Приезжала бабушка, и тучи развеивались сами собой.
Как только закапали первые капли, еще под светящим на землю Колаксаем,[45]
он вспомнил, что прабабушка всегда называла их детскую беготню по лужам «доить небо».— Идитя небесной-то водой умойтесь для длинной молодости. Краше цветов будете!
И они — Глеб и братья — верили, что с неба сегодня падала особенная вода, живая, молодильная, которой, впрочем, исстари считалась на Руси любая бьющая ключом родниковая вода.
Соня вскочила с книжкой и побежала в дом. Дождь забарабанил по крыше, небо за считанные минуты заволокло, колючими мурашками застучал дождь по спинам убегающих. Оглянулась, Глеб продолжал сидеть под дождем. Вернулась, столкнула его с лавочки, схватила за руку, и оба вприпрыжку по мокрой траве наперегонки вбежали в дом, сразу за недовольным погодой мокрым котом, с тревожно вздернутыми бровями.