Совращение

— Дорогой мой, ты несешь чушь. Какой ему от этого вред? Никакой трагедии нет. В конце концов, жизнь так коротка. Если мы — не дураки, то не должны отказываться от удовольствий, которые она нам дарит.

— Словами зло в добро не превратить.

— Я об этом ничего не знаю. Только думаю, что утверждение это весьма спорно.

Нил в изумлении смотрел на нее. Она сидела у его ног, совершенно спокойная и невозмутимая.

— Вы знаете, что в клубе я ударил человека, потому что он оскорбительно отозвался о вас?

— Кого же?

— Бишопа.

— Грязная тварь. И что он сказал?

— Сказал, что у вас были любовники.

— Не понимаю, почему люди не могут заниматься только своими делами? И потом, кого волнует, что они болтают? Я люблю тебя. Я еще никого так не любила. Я просто больна этой любовью. Этой ночью, когда Ангус уснет, я приду к тебе. Он спит, как убитый. Никакого риска нет.

— Вы этого не сделаете.

— Почему?

— Нет, нет, нет! — выкрикнул перепуганный Нил.

Дарья внезапно вскочила и ушла в дом.

Манро вернулся в полдень, и во второй половине дня они занимались привычными делами. Дарья, как иногда случалось, работала с ними, пребывая в превосходном настроении. Манро даже предположил, что она, наконец-то, по достоинству оценила походную жизнь:

— Да не так все и плохо, — призналась Дарья. — Сегодня я просто счастлива.

Она поддразнивала Нила и не обращала внимания на то, что он молчалив и старается не смотреть на нее.

— Нил нынче очень тихий, — заметил Манро. — Полагаю, вы еще не оправились после болезни.

— Что-то не хочется разговаривать.

Нила не отпускала тревога. Теперь он точно знал, что Дарья способна на все. Ему вспомнились истерики Настасьи Филипповны в «Идиоте», и он чувствовал, что Дарья тоже не будет себя сдерживать. Он не раз видел, как она устраивала разнос боям-китайцам, и знал, что она может полностью утратить контроль над собой. Дарья приходила в исступление, если сразу не получала желаемого. К счастью, она столь же быстро могла потерять интерес к тому, без чего только что жить не могла, и больше к этому не возвращалась, если ее удавалось отвлечь. Именно в таких ситуациях Нила особенно восхищала тактичность Манро. Он не раз смеялся про себя, наблюдая, как хитро, но при этом и деликатно, Манро сводил на нет вспышки гнева своей супруги. Именно ее отношение к Манро больше всего возмущало Нила. Манро — святой! Именно он вытащил ее из нищеты, спас от унижений, взял в жены. Дарья обязана ему всем. Элементарная благодарность требовала, чтобы она держала при себе те мысли, которые озвучила этим утром. Это мужчинам положено добиваться любви, и многие мужчины так и поступали, но для женщины… это отвратительно. Страсть, которую он видел на лице Дарьи, аморальность ее поведения шокировали его.

Нил задался вопросом, действительно ли она посмеет прийти ночью в его комнату? И успокоил себя, что вряд ли решится на это. Когда же наступила ночь, и они улеглись спать, его охватил такой страх, что он так и не мог заснуть. Лежал с открытыми глазами, озабоченно прислушиваясь к тишине, нарушаемой лишь монотонными криками совы. Сквозь тонкую стену из сплетенных пальмовых листьев до него доносилось ровное дыхание Манро. Внезапно он почувствовал, как кто-то крадется в его комнату, и громко спросил:

— Это вы, мистер Манро?

Нил заранее продумал, как ему поступить, если Дарья действительно осмелится прийти к нему.

Манро тут же проснулся. А Нил продолжал:

— Кто-то в моей комнате. Я подумал, что это вы.

— Все хорошо, — подала голос Дарья. — Это всего лишь я. Мне не спится, вот и решила встать и выкурить сигарету на веранде.

— Понятно, — ответил Манро. — Смотри, не простудись.

Дарья вышла на веранду, и Нил увидел, как вспыхнула спичка, когда она прикуривала. Наконец, она вернулась, и он слышал, как она легла.

Утром Нил ушел в джунгли до того, как Дарья проснулась, а в лагерь постарался вернуться позже Манро. Ему удалось не сталкиваться с ней до самого вечера. Но, когда стемнело, Манро оставил их на несколько минут, чтобы поставить ловушки для мотыльков.

— Зачем ты ночью разбудил Ангуса? — спросила она злым шепотом.

Нил молча пожал плечами, продолжая заниматься своим делом.

— Боялся?

— У меня есть свои представления о порядочности.

— Какой же ты ханжа!

— Лучше быть ханжой, чем грязной свиньей.

— Я тебя ненавижу!

— Вот и оставьте меня в покое.

Лицо ее исказилось, и неожиданно она влепила ему пощечину. Нил покраснел, но никак не отреагировал. Вернулся Манро, и оба сделали вид, что поглощены своими делами.

Несколько следующих дней Дарья разговаривала с Нилом только за столом или по вечерам. Не сговариваясь, они пытались скрыть от Манро, что их отношения дали трещину. Но усилие, с которым Дарья заставляла себя прерывать тягостное молчание, бросилось бы в глаза любому человеку, чуть более подозрительному, чем Ангус, иногда же Дарья не могла сдержаться и говорила Нилу какую-нибудь колкость. Вроде бы подшучивала над ним, но из ее шуток торчали очень уж острые шипы. Она умела задеть за живое, но он старался не показывать, что ему больно.