Соврати меня (СИ)

Мир чуть ли не на плече втаскивает меня в дом. Вместе делаем бутерброды. Разогреваем приготовленную домработницей лазанью. Жуём в полной тишине, не чувствуя вкуса. По крайней мере, мне пока получить удовольствие от таких обыденных действий не удаётся. Никто и не заставляет. Слишком свежа боль самого Мира, чтобы не понимать моего состояния. Снова вместе убираем со стола. В спальню Арбатова веду уже по своей инициативе. Неторопливо раздеваюсь донага, пока он плотно задёргивает шторы, погружая комнату в густой полумрак. Простынь кажется сотканной изо льда, неприятно жжёт кожу холодом. Скрипит кровать под весом его обнажённого тела.

– Иди ко мне, – зову, приподнимая край одеяла и мы просто лежим. Лежим без лишних телодвижений, без слов, без поцелуев. Просто вдвоём – кожа к коже, тепло к теплу, сердце к сердцу. Я утыкаюсь носом ему в ключицу и, закрыв глаза, наслаждаюсь тишиной до тех пор, пока не проваливаюсь в глубокий сон без сновидений, но с безмятежным спокойствием, рождённым близостью своего мужчины... человека... единомышленника.

Глава 32. Вдребезги

– Какой сегодня безоблачный вечер.

Замерев в дверном проёме кухни, любуюсь чётким профилем Арбатова. Сигарета, зажатая в его длинных пальцах почти докурена. В пепельнице ещё три окурка. Давно ждёт.

За прошедшие сутки, безвылазно проведённые в его спальне, я уяснила для себя одну простую истину: Мир ни в чём не признаёт полумер. Если заниматься любовью, то часы напролёт, если быть вместе, то каждую секунду. Даже право принять душ в одиночестве пришлось вырвать хитростью, иначе водные процедуры грозили затянуться на неопределённое время, а ватные ноги и без того отнимаются от слабости, едва выдерживая вес измождённого тела.

– Отличный вечер, – склоняет он голову набок, но смотрит не в окно, а мне в лицо: пристально, с каким-то нехорошим тяжёлым упрёком. – Почему не призналась, что я тебя вымотал?

– Ничего подобного, – нервозно веду рукой, убирая за спину влажные волосы. Я всеми силами старалась не показывать усталости, чтобы хоть чем-то компенсировать свою неопытность, но его голод, похоже, неутолим. Неужели где-то прокололась?

– Твоя бледность может соперничать с больничными стенами. Вон комар аж мимо пролетел, сразу видно – не обнаружил признаков жизни. Так и хочется прописать тебе кофейную капельницу и долгую прогулку перед сном на свежем воздухе.

– Он боится при тебе распускать хобот, – улыбаюсь, сдерживая желание прикусить губу, при виде того, как Мир растирает окурок о дно пепельницы и медленно, продолжая смотреть в самую душу, движется ко мне.

– А ты?

– Что я?

– Ты всё ещё меня боишься? – выдыхает шёпотом, подхватывая и слегка сжимая мою ладонь. Моих пальцев касаются горячие губы.

– Нет, – перестаю дышать, наслаждаясь неожиданным проявлением ласки. Арбатов искушён, горяч, ненасытен, но нежность ему совершенно точно несвойственна. – После всего, что мы делали, это было бы глупо...

– Поэтому ты стесняешься меня тормознуть? – недослушав, произносит он с лошадиной долей иронии. Мир вскидывает бровь, наблюдая за тем, как я заливаюсь краской под изучающим взглядом. Пальцы обличительно вздрагивают в сильной ладони, натягивая край его рта в многозначительной улыбке. Выходит почти мило... почти, если бы не излишне серьёзный голос: – Маш, а тебе неинтересно узнать, чем же ты всё-таки меня покорила? Помимо периодического отказа от лифчика.

– Разве можно выделить что-либо конкретное?

– Представь себе, – он едва заметно сдвигает брови к переносице, обозначая значимость своих слов. – Я подсел на твою искренность. На то, как ты не корчила из себя ханжу и не прятала глаз пока я имел другую. На то, как не стала ломать из себя недотрогу, и просто пришла за солью, когда захотела большего. На то, как душевно влепила по морде, в ответ на моё: "ты мне нравишься". Просто оставайся собой, Маш. Устала – откровенно шли к чёрту. Будь со мной честной и тебе нечего бояться.

Мир буквально вынес мне душу своими словами. Потому что это сейчас было признание в любви – обезоруживающая ничем не припудренная прямота. Я не испытываю его доверие – он платит той же монетой. Чистое зеркальное равенство. Гадать, какова обратка за малодушие нет необходимости. Не знаю, когда только успел, но Дима теперь у Арбатова в чёрных списках везде, где только можно: телефон, соцсети, круг общения. Он доверил другу присмотреть за мной, а Исаев не оправдал возложенных на себя надежд. Я точно помню, что утром на сеновале не последовало ни выяснений, ни упрёков – ничего, только полный необратимый игнор. Многолетняя дружба распалась с концами.

– Я бы не отказалась от прогулки на свежем воздухе, – тихо признаюсь, глядя в спокойные карие глаза.

Это на эмоциях просто дерзить и гнуть свою линию, раздавать затрещины и плескать водой в лицо, а вот так вот – под строгим внимательным взглядом до сих пор слабо верится, что мне позволено быть с ним на равных.

– Две минуты, накину футболку, – пропускает он в тон поощрительные нотки.