— Очередь за хлебом? Депрессия? Приличная одежда, кукурузная мука?.. Не понимаю, о чем вы толкуете? — Ни единый луч не пронзил глубин ее памяти. Эта дама напрочь забыла, как она обошлась с какой-то там негритянкой более чем тридцать лет назад.
— Впрочем, это не имеет значения, раз вы все равно не верите. Но она утверждает, что вы причинили ей много зла, и, будучи доброй христианкой, верует, что рано или поздно господь покарает всякое зло. Эта женщина обратилась к нам за помощью, лишь когда почувствовала, что кара божья запаздывает. Мы с тетушкой Рози не беремся за несправедливые дела, а потому не знаем, стоит ли нам взяться за это. — Я говорила со всей смиренностью и проникновенной набожностью, на какие была способна.
— Что ж, рада буду помочь вам, — процедила миссис Холли и стала загибать пальцы на руках, очевидно, подсчитывая истекшие годы.
— Мы сказали Ханне Кемхаф, что именно она должна сделать, дабы обрести утраченное душевное спокойствие, которого, по ее словам, она лишилась в то самое время, когда вам меньше всего было дела до нее — ведь на ближайшую весну было назначено ваше венчание.
— Значит, это произошло в тридцать втором, — заключила миссис Холли. — Как вы говорите — Ханна Лу?
— Она самая.
— Скажите, она была очень чернокожая? Иногда я таким образом вспоминаю лица негров.
— Это не существенно, — сказала я. — Вы же все равно не верите…
— Разумеется, не верю, — подтвердила миссис Холли.
— Я не причастна к тому, что произошло между вами и Ханной Лу. Тетушка Рози тоже. И вообще, пока миссис Кемхаф не уточнила, мы и понятия не имели, что речь идет именно о вас. Уж кто-кто, а мы-то знаем, как нежно и искренне вы печетесь о бедных цветных ребятишках под рождество. Вы прямо из кожи вон лезли, чтобы дать работу беднякам у себя на ферме. Нам ли не знать, что вы всегда являли собой пример христианского милосердия и святой любви к братьям и сестрам вашим. И вот сейчас собственными глазами я убедилась, что у вас есть близкие друзья среди негров.
— Чего же конкретно вы хотите? — оборвала меня миссис Холли.
— Не мы, а миссис Кемхаф, — подчеркнула я, — хочет получить от вас несколько обрезков ногтей, не много — самую малость, несколько выпавших волосков, из гребенки, к примеру, и немного того, что обычно сдают на анализ. Я могу подождать, пока вы соберете все это, дайте также какую-нибудь одежду, не обязательно новую, можно и прошлогоднюю, лишь бы она была пропитана вашим запахом.
— Что-о? — взвизгнула миссис Холли.
— Говорят, будто, прочитав соответствующие заклинания над этими предметами, можно добиться того, чтобы какая-нибудь часть плоти омертвела, подобно тому, как мертвеет от времени оловянная посуда.
Миссис Холли побелела. Кэролайн всплеснула руками и с материнской заботой усадила ее на стул.
— Принеси мое лекарство, — попросила миссис Холли, и Кэролайн со стремительностью газели ринулась в дом.
— Проваливай! Эй, ты, проваливай!
Я едва увернулась от здоровенной пыльной тряпки, нацеленной прямо мне в голову. Это ринулась на спасение своей хозяйки пьянчуга-няня, мгновенно протрезвев.
— Гоните эту бродягу и шарлатанку! — взывала она к миссис Холли, уже погрузившейся в глубокий обморок.
Спустя совсем немного времени после моего визита к миссис Холли Ханна Кемхаф скончалась. Мы с тетушкой Рози присутствовали на ее похоронах. Ах, как элегантно выглядела тетушка Рози в черном! Мы шли к шоссе по тропинке, заросшей травой и шиповником. Миссис Кемхаф нашла упокоение в густой рощице, в уединении, хотя и довольно близко от могил мужа и детей. Народу на похоронах собралось совсем немного, и оттого нельзя было не заметить старую няньку и мужа миссис Холли. Они пришли, чтоб убедиться, что покойница и есть та самая Ханна Лу Кемхаф, которую мистер Холли безуспешно разыскивал с помощью всей окружной полиции.
А еще несколько месяцев спустя мы прочитали в газете, что Сара Мэри Сэдлер-Холли также почила в бозе. В газете говорилось о ее красоте и жизнерадостности в молодые годы, о ее неустанной заботе о тех, кто был менее счастлив, чем она, в зрелые годы, о том, что она была столпом своего прихода. Вскользь упоминалось о тяжелой и продолжительной болезни, зато много говорилось об уверенности всех, знавших ее близко, в том, что дух ее обретет вечный покой на небесах в награду за муки и сердечную боль, которые ее плоть претерпела в земной юдоли.