Современная американская новелла (сборник)

 — Наверняка патлатый америкашка — вот хамская рожа! — громко сказал он, опускаясь на скамейку. Но, кинув взгляд на женщину, смущенно поправился: — Невероятное хамство, — сказал он, пораженный тем, что его, именно его, назвали лимонником. — Не иначе как хипарь, а прикидывается ирландцем, — сообщил он возвращающимся птицам.

 — Зря вы обиделись, — сказала женщина, разглядывая красные туфли — и двух дней не прошло с тех пор, как они ходили по калифорнийской земле.

Вероятно, он школьный учитель, подумалось ей, и эти хлопки — единственный способ призывать к порядку, который остался у него теперь, когда он вне стен школы. Она хотела объяснить ему, что селезни позорят птичье общество и подруги их просто не в своем уме, если они мирятся с этим. Ни для кого не секрет (могла бы она объяснить ему), что стоит селезню выполнить свой долг по продолжению рода, как он тут же махнет хвостом и был таков. И никогда больше ни подруге, ни детям не видать ни его перепончатой лапки, ни лоснящегося крылышка, разве что он случайно пронесется мимо, весь в мыслях о другой. Но вместо этого чужестранка в джинсовом пальто поделилась с англичанином сведениями совсем другого рода.

 — Я слышала, — сказала она, — когда английским матросам приходилось подолгу патрулировать морские границы, их поили соком лайма — отсюда и пошло прозвище. Этот сок помогает от цинги, — сказала она.

 — К сожалению, я ничего подобного не слыхал, — сказал англичанин; ее объяснения он воспринял как личное оскорбление. Из-под сдвинутых бровей он мрачно смотрел на чаек, лощеных, как выдраенные яхты, когда они идут вдоль берега. Утки возвращались к привычным занятиям: утята, желтые как одуванчики и легче одуванчикового пуха, метались по воде в погоне за мухами и кружащимися словно в вальсе пауками, то и дело теряя и находя, чтобы тут же вновь сбиться с него, рябью струящийся путь, который прокладывала их мать; тем временем парочка уточек-недоростков, обособленных своим девичеством, спали, спрятав головы под темные крылья и покачиваясь во сне, будто стояли на якоре при легком приливе.

 — Я писатель, — продолжал англичанин.

Он, как выяснилось, приехал из Лондона в Дублин, чтобы собрать, подробно изучить и издать письма, которые некогда знаменитые люди Ирландии писали на склоне лет не менее знаменитым людям Англии.

 — Я записываю сюда свои мысли, чтобы не улизнули, — объяснил он, тыча пальцем в не повинный ни в чем блокнот. — Вечно они норовят удрать. — Молодые люди, которые только что лежали растянувшись на траве, один за другим поднимались и покидали солнечную поляну, чтобы вернуться к своим прилавкам, окошкам касс, конторским книгам. — Ирландцы всегда любили писать письма, взять хотя бы леди Грегори[25], Йитса, Джеймса Стивенса[26], О'Кейси, — сказал англичанин упавшим голосом, явно подозревая, что для неискушенного человека эти имена ничего не значат.

 — У Самуэля Беккета письма очень короткие. Четыре-пять строчек, не больше, — заметила женщина, и ее вдруг поразила мысль, что и нынешние поэты и драматурги, быть может, вот так же сидят на скамейках в безлюдных уголках парка и пылко, самозабвенно, в одиночестве строчат письма друг другу.

 — Вот как? Ничего об этом не знал, — сказал англичанин, внимательно следя за осторожными маневрами чаек, которые постепенно приближались. Правда, он готов был признаться, что за два месяца пребывания здесь он несколько изменил свои взгляды — не пересмотрел, нет, но изменил. Он скрестил ноги и носком ботинка из добротной английской кожи раздраженно пинал ирландский воздух. — По-моему, ирландцы, все как один, — бессердечные убийцы, — сформулировал он свои выводы.

 — Может быть, вы и правы, — сказала она, подумав. — Взять хотя бы Йитса: вы, конечно, знаете про то, как Йитс не пустил Мод Ганн[27] в дом — в ее собственный дом, который она предоставила в его пользование, — дом этот неподалеку отсюда, окнами выходит в парк. Правда, время было позднее, — сказала она, — кроме того, он знал, что за ней гонится полиция и дело может кончиться плохо. Йитс, — сказала она беззлобно. — Стихи у него, что и говорить, прекрасные, но вместо сердца — сенаторская медаль[28].

 — Я говорил об ирландцах вообще, а не о великих писателях, — удалось вставить англичанину.

 — Кстати сказать, это случилось за несколько лет до того, как Йитсу пересадили семенники от шимпанзе, — рассуждала женщина. — Нет, вы только подумайте, каково было несчастному шимпанзе лишиться детородных органов. Совершенно бессердечный поступок. Я с вами согласна, — сказала она.

Молодой человек ошеломленно уставился на нее — в его глазах, как у лошади, понесшей вскачь, мелькнуло что-то безумное.