Современная австралийская новелла (сборник)

И вот Билл по обыкновению в субботу сел в автобус и потом поднялся на холм и поглядел вниз, в долину, — там человек, которому принадлежала теперь эта земля, принялся ее расчищать. А назавтра, в воскресенье, он сидел в своей убогой комнатенке и писал отцу — рассказывал, как работают люди, которых он нанял, с помощью машины корчуют высохшие деревья и цепкий кустарник. Перед заходом солнца земля такая красная, будто истекает кровью, писал он. А вечерами выкорчеванные деревья и кусты сжигают, к небу поднимаются струи дыма и на склонах холма играют отблески догорающих костров.

После каждой унылой недели, проведенной на фабрике и в меблирашках, он ездил поглядеть на ту землю и каждое воскресенье писал отцу о том, что там сейчас происходит. Вот заложен фундамент, вот уже возведен дом, а там и надворные постройки, и установлены два больших бака для воды, оцинкованное железо так и сверкает. А вот уже он разбивает фруктовый сад и огород. Каждую неделю находится что-нибудь новое, о чем можно рассказать.

Издали он видел женщину с каштановыми волосами и написал о ней тоже, дал ей имя Пегги, и отец тотчас отозвался, написал, как он рад, что Билл наконец-то обзавелся семьей.

В окошках появились занавески.

«Занавески у нас белые, — писал Билл, — а когда все доделаем, парадная дверь будет выкрашена в красный цвет».

Проходили недели, месяцы, на заднее крыльцо выставили детскую кроватку под кисейным зеленым пологом, и вот Билл пишет отцу, что фруктовые деревья принялись хорошо и малыш растет здоровенький.

Вскоре в кроватке трепыхался и плакал еще один малыш, а первый ребенок, светловолосая девчурка, уже топотал вперевалку по всему саду.

«Поглядел бы ты, как она катается на трехколесном велосипеде! — писал Билл, одиноко сидя в своей убогой, тоску наводящей комнатенке. — Видел бы, как она раскатывает взад и вперед по дорожке! И наш сад уже дает плоды».

Каждый раз, как он поднимался на холм и смотрел из укромного уголка под деревьями туда, в долину, он дивился новым переменам. Каждую неделю эти поездки приносили ему грустную радость.

Оказалось, когда владеешь землей, хотя бы только в мечтах и в роли зрителя, на твою долю выпадает немало бед и забот. Как-то выдался год опустошительных лесных пожаров, отец прочитал об этом в газете и прислал письмо, полное тревоги. Пришлось Биллу посреди недели отпроситься с фабрики по болезни и спешно съездить на свой участок. Высокая трава и сухой кустарник у нерадивых хозяев опасны, под жарким солнцем вспыхивают, как трут, написал он в тот же вечер отцу, но не волнуйся, по счастью, нашу долину пожар обошел стороной. И он исписал еще страницу, рассказал, как люди не жалели сил, лишь бы преградить дорогу огню, описывал, какое у них снаряжение и как вечерами, усталые, они выстраиваются в очередь и ждут помощи медиков, и у всех мучительно болят опаленные жаром, изъеденные дымом глаза.

Так прошли годы, а потом мать Билла, давно уже разбитая параличом, прикованная к постели в тесной спальне тесного домишки в Угольном краю далекой Англии, умерла. И Фред Спрокет, сидя на ящике во влажной душистой теплице, где всю жизнь выращивал овощи, старательным, хоть и нетвердым почерком написал Биллу письмо. Больше ничто не удерживает его в Англии, писал он, за эти годы он отложил еще немного денег и теперь едет к сыну. Сбережений как раз хватит на дорогу вот он и приедет, своими глазами поглядит, как сбылась наконец его заветная мечта.

Сын привел отца на холм, на свой наблюдательный пост меж стройными эвкалиптами и причудливо изогнутыми банксиями, и старик весь подался вперед, жадно вгляделся! Он смотрел на залитый ярким солнцем пологий склон, на деревья, что поднимали к небу узкие поблескивающие листья, на прогалину за деревьями, где стоял чистенький домик, сложенный из кирпича, и глаза его сияли радостью. Сверкали на совесть промытые окна, ветерок лениво колыхал белье, развешанное после недавней стирки на новомодной алюминиевой проволоке между алюминиевыми шестами. Отсюда видны были и лимонное дерево у заднего крыльца, и в конце огорода стайка белых кур. И петух там был, даже сюда порой доносилось его кукареканье. Так далеко, так отчетливо слышен каждый звук в этой на диво мирной тишине.

— Надо же, как они громко кудахчут! — Старик откровенно наслаждался всем увиденным.

Биллу Спрокету нестерпимо тяжело было смотреть на отца. Он давно потерял счет прошедшим годам и, встретив пароход, потрясен был тем, как отец высох и постарел. Хорошо еще, что заранее догадался нанять машину. И прямо с пристани они приехали сюда.

Перед ними в невозмутимом свете солнца золотился плод многолетнего труда — безмятежный, надежный, уютный, от него так и веяло благополучием. И все это ощущалось еще явственней от того, какой кроткой любовью лучились глаза старика.