Современная датская новелла

Лицо — зеркало души. Иной раз встречаешь лица, которые своими чертами или же пропорциями не отличаются от большинства других, однако, несмотря на это, выделяются чем-то необычным, чем-то особым во взгляде, словно бы свечением, исходящим откуда-то изнутри, из-под наружного лица, из центра душевной энергии что ли, возникшего и развившегося, как я себе представляю, на основе глубоких переживаний, длительных размышлений, тяжких внутренних терзаний, разочарования и мудрого смирения. Я срочно переключился на этот путь, обложился книгами об иноплеменных вероучениях и стародавних мистических концепциях, до поздней ночи корпел над великими философами от Платона до Кьеркегора. На первых порах, верно, никакого терпения не было: как дойдет до меня вдруг великая мысль, такая, что почву из-под ног вышибет и все мои жизненные установки вверх дном перевернет, я стремглав бросаюсь к зеркалу, посмотреть, не наложило ли отпечатка пережитое душевное потрясение. Ну, и всякий раз возвращался к письменному столу разочарованный и упрямо принимался готовить почву для следующего душевного кризиса. Но прежде чем новый метод принес плоды, произошло событие, заставившее меня позабыть восточных философов и средневековых мистиков.

Как-то в гостях я по своему обыкновению спас жену от одного типа, в нестерпимой мере напоминавшего меня самого, и познакомил ее с известным журналистом, чьи саркастические реплики, мефистофельские брови и длинный нос внушали мне больше доверия. Немного погодя я развлекал одну даму глубокомысленными рассуждениями о восточном мистицизме, как вдруг подходит ко мне хозяин дома и шепотом говорит:

— А ты, я погляжу, храбрец, каких мало!

— Что ты хочешь этим сказать? — спрашиваю я.

— Ты же ее собственноручно зверю в пасть отправил. Да я бы с этим борзописцем наедине не то что жену — бабку свою престарелую на две минуты оставить не решился!

— Наедине, — спокойно пожал я плечами. — Тут-то, слава богу, полно народу.

— Между прочим, они с четверть часа в саду пропадают, или где уж они там. А этот за четверть часа столько может успеть, что тебе и не снилось, поверь мне!

— Да ну, — отмахнулся я, — моя жена не из тех, кого голыми руками возьмешь. К тому же это совсем не ее вкус.

— Дело твое, я только потому говорю, что меня зло разбирает: ты же знаешь, я к твоей жене сам малость неравнодушен.

Я постарался его успокоить и с улыбочкой дал понять, что разговор окончен, после чего вновь попытался сосредоточиться на Будде и Тао, но не тут-то было. Убедившись вскоре, что земная жизнь пока еще имеет надо мной слишком большую власть, я извинился, сказав, что должен выйти в туалет, и покинул свою ученицу. В самом же деле я направился к стеклянной двери в сад и уже собирался ее открыть, когда женский голос позади меня воскликнул:

— Ах, это вы пришли, где это вы столько пропадали?

Обернувшись, я увидел свою жену и журналиста, они только что вошли в комнату и теперь усаживались за стол рядом с другими гостями. Я принялся внимательно разглядывать лицо жены: щеки что-то уж очень румяные, и глаза, пожалуй, чересчур блестят, да и губы вроде бы пухлей обычного, а? Все так, но я должен был себе признаться, что она и раньше всегда так выглядела после долгого веселья в шумной компании с вином и танцами. И посему я решил, что не буду пока ничего предпринимать, а подожду до завтрашнего утра.

Хотя мы поздно легли и я знал, что на следующий день мне рано вставать, я никак не мог заснуть. Ворочался с боку на бок и представлял себе во всех подробностях, что могло произойти за то время, пока я посвящал свою компаньонку в тайны восточного мистицизма. По временам начинал прислушиваться к глубокому, ровному дыханию жены, но с ней не бывает, чтобы она во сне говорила, так что я был целиком предоставлен собственной фантазии. Четверть часа это продолжалось, ну, допустим, даже двадцать минут, — срок, в общем-то не вызывающий особых опасений, но этакий прожженный сердцеед и развратник чего не ухитрится успеть за двадцать минут, если я за то же самое время чуть ли не обратил свою даму в таоизм. И что меня больше всего мучило: как у меня повернется язык упрекнуть жену, если я, можно сказать, самолично вверил ее попечению этого чудовища?

Наутро жена, проспав всего четыре часа, выглядела свежей и бодрой, а я препогано себя чувствовал и кофе пил буквально через силу.

— Ну что, понравилось тебе вчера?

— Ой, ты знаешь, даже очень, — защебетала она. — Я просто не помню, когда мне еще было так хорошо в гостях.

По-видимому, в этот момент все и произошло. Я почувствовал, как у меня в голове будто что-то лопнуло, но, продолжая сидеть совершенно спокойно, заставил себя выпить еще глоток кофе и лишь после этого нейтральным голосом начал:

— Кстати, я хотел у тебя спросить…

— Сейчас я приду, дружочек, там еще осталось немножко кофе, нам с тобой после вчерашнего очень не мешает как следует подкрепиться, верно?

Она сходила на кухню за кофейником.

— Ну а ты, тебе тоже вчера понравилось? — спросила она, подливая мне в чашку кофе.