Современная датская новелла

Но когда безочечные отказались от казавшихся забавными высказываний и когда проявления сумасшествия приобрели более серьезный характер, они утратили свою популярность. В ночное время случалось время от времени, что они на темных дорожках, которыми очкастые и в ночное время пользовались со спокойной душой, потому что в их глазах они были не более темными, чем все другие пути, выскакивали из подъездов и подвалов и срывали очки с мирных граждан, случалось также, что они бросали камнями в чужие окна, так что по улицам не пройти было из-за осколков стекла. Но люди и не думали выметать эти осколки, ведь в солнечном и лунном свете они сверкали, как бриллианты.

У тех же, кто столь прискорбным образом лишался своих очков, открывались глаза, и они видели, что что-то не так, но, заполучив новые очки, тотчас признавали, что нападение на них было совершено в порыве молодого задора. Того же мнения были и власти, привыкшие к тому, что все идет хорошо само собой.

И все же — возможно, потому, что все больше становилось людей, которым разбили очки или оконные стекла — появились вдруг признаки известного недовольства, даже власти стали недовольны недовольными в обществе. Впервые за долгие, доселе столь счастливые времена начали поступать вороха жалоб, что в домах выбиты стекла, что на улицах проходу нет от ничьих детей без очков и от осколков стекла, что никто не чувствует себя в безопасности из-за безочечных, которые не должны разгуливать без очков. Власти читали, читали эти послания, пока глаза не стало резать, так что пришлось им снять очки и протереть глаза. И вдруг получилось, что все они сидят без очков и рассматривают друг друга как изменников родины, а когда они с лихорадочной поспешностью снова надели очки, то все равно не стали смотреть друг на друга приветливее.

И тогда они увидели ясно, как никогда, что необходимо что-то предпринять. Во-первых, надо было принять меры, чтобы стало невозможно срывать с людей очки: следовало в законодательном порядке заменить очки стеклами, которые могут устанавливаться прямо на глазном яблоке. Но так как очки, по-видимому, перестали быть эффективными, ибо глаза успели к ним привыкнуть, следовало сделать стекла более сильными, что должно было дать очевидный эффект, исключающий всякое надувательство. Разумеется, отдуваться пришлось ученым и стеклодувам, но и властям хватало дела. Наступил критический момент в общественном развитии, и в эту переломную эпоху безочечные, несмотря на свою малочисленность, имели немалое влияние. Поэтому надо было не упустить их, пока эти опасные элементы еще отличались от всех остальных тем, что были без очков. Но так как безочечные утверждали, что они не живут в свободном обществе, — какой абсурд, ведь они жили, и общество не чинило им препятствий — то теперь нельзя было их арестовать, чтобы они не оказались правы. Ведь они же не были преступниками — ну, то-есть, были, конечно, но все привыкли смотреть на них просто как на людей незрелых. Однако причиной их незрелости, определенно, была болезнь, предположительно болезнь органов зрения; следовательно, необходимо было установить, не изменится ли к лучшему их психическое состояние, если они какое-то время походят в очках или, стало быть, с глазными стеклами. Никого ни к чему не собирались принуждать, просто можно положить человека в больницу на исследование: после выписки каждый волен решать, носить ему стекла или нет. А до тех пор можно по крайней мере успеть окончательно ввести в употребление глазные стекла, так что безочечные — или как уж их теперь называть — не смогут срывать с людей очки.