Я слышу, как ее коготки стучат по полу. Но не могу пошевелиться. Крыса тихо сопит у спинки кровати. Мои холодеющие бессильные руки лежат на одеяле. Я сдаюсь, лежу съежившись и прижав к подбородку ослабевшие ладони, словно плод в утробе кошмара, а голова крысы с выбитым глазом и кровью, сочащейся из угла рта, принюхиваясь, поднимается над спинкой кровати. Потом крыса мягко прыгает на перину и медленно-медленно, волоча перебитую переднюю лапу, ползет ко мне. Она растет, делается такого же роста, как я, тяжело наваливается мне на грудь, смотрит на меня черными глазами-бусинами и дышит мне в лицо теплым, пахнущим рвотой дыханием.
Я просыпаюсь от прерывистых рыданий. Несколько минут спустя я понимаю, что эти рыдания принадлежат мне.
Иногда дверь отворяется и свет из гостиной врывается в мою темноту.
— Мне послышалось, что ты плачешь. Что случилось?
— Сон приснился.
— Какой сон? Страшный?
— Мне приснилась…
Нет. Я не смею рассказать о крысе. Если я снова предам ее, что она сделает со мной на этот раз?
— Я забыл.
— Ну, вот видишь. Значит, ничего страшного. Спи спокойно.
— Пусть у меня горит свет. Можно?
— Нет, ведь ты уже большой мальчик. Спокойной ночи.
Темнота. Лежи с открытыми глазами. Не спи. Это крыса сопит у спинки кровати.
Может, позвать кого-нибудь?
Нет, я боюсь предавать ее. Мне остается только ждать. И так ночь за ночью.
Если хочешь испытать ужас, лежи один в темноте и жди крысу.
Она еще ни разу не подвела. Она надежный товарищ.
Когда я прохожу во дворе мимо Марты, она смотрит сквозь меня, словно меня тут и нет. Жильцы нашего дома говорят, что она вдруг начала худеть. Стала рассеянной, теперь она может замечтаться среди работы. Что-то надломилось в ней в тот день, да так и осталось. Ее лицо словно развязанный узел, углы рта бессильно опущены книзу. Рот ее напоминает рот крысы. Мне приходится отводить глаза.
Но однажды я все-таки встретился с ней взглядом. Я играл во дворе; очевидно, была суббота и время уже перевалило за полдень, потому что Марта вышла на крыльцо с ведром и шваброй. Когда я случайно обернулся, она стояла и через плечо пристально смотрела на меня косым взглядом. Я резко остановился, и все во мне сжалось, ибо мне почудилось, будто ползущая тень почти коснулась моих башмаков.
А ведь она смотрела на меня так, словно я — это крыса.
Петер Себерг
Вмятина
Локе крался вдоль стены, держа хлопушку наготове.
Маленькая кучка мух, штук семь-восемь, четыре из которых (две и две) заняты были совокуплением, сидела еще в углу возле двери на веранду, за шторой.
Локе прицелился, рассчитал траекторию и с оглушительным треском обрушил на стену пластмассовую лопаточку.
Одна муха, жужжа, снялась с места.
— Семерых за раз, — пробормотал Локе, успокаиваясь.
Он придирчиво осмотрел кухню. Беззаботная муха-дуреха кружила в разведке по белому потолку. Он подкрался к этому месту, пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться, положение было неудобное, но он стиснул зубы, махнул вверх и не достал как следует, муха бочком вылезла из-под хлопушки, расправила крылья, тут он пристукнул ее легким шлепком, пришедшимся на заднюю половину тела, но она продолжала ползти, ну-ка еще разочек, теперь готово, он соскреб ее с потолка. Неаккуратно получилось.
— Живучая, чертовка, — проворчал он.
— Да брось ты, — сказала Трутти, помешивая в кастрюле.
— Мух надо истреблять, — сказал Локе.
— Будто их много, — сказала она.
— Они действуют мне на нервы, — сказал он. — Я не желаю сидеть в загаженной кухне. Они жужжат и спариваются. Прикажешь спокойно смотреть, как они спариваются у меня на глазах?
— Подумаешь, — сказала Трутти, — даже интересно.
— Все равно ничего не видать, — сказал он, — только догадываешься.
— Оставь ты их в покое, — сказала Трутти, — не обращай внимания.
— Они лезут в пищу, — сказал он и встал со стула.
Он подкрался к стене. Там сидела муха. Он прихлопнул ее точным ударом. Ага, еще одна. Так, готова. Мухи сыпались дождем. Еще одна возле двери. Обреченная на смерть, она в последний момент почувствовала спасительный страх, видно только что залетела с холода, чувствительность не утрачена, от тепла они делались ленивы и самоуверенны. Муха взвилась, увернувшись от удара, ныряющим учебным самолетиком пересекла по диагонали кухню, потыкалась у стены, вернулась по диагонали же обратно к двери на веранду, скользнула вдоль окна, ударилась легонько об стекло, кувырнулась, но тут же оправилась, сделала вираж и полетела опять наискось к входной двери.
Шейные мускулы охотника на мух свело от напряжения.
Неужели ничто не соблазнит? Неужели так никуда и не сядет?
Она вылетела через дверь в прихожую, откуда вела лестница наверх, набрала было высоту, снизилась и взяла курс на лампу, облетела ее и пошла по второму кругу.
В конце концов она пристроилась, обыскав предварительно весь многоугольный плафон в стремительном и на посторонний взгляд сумбурном тыкании. Дьявольская муха.