«Стойкость армии стала понижаться и массовые сдачи в плен стали обычным явлением»
, – свидетельствует А. А. Брусилов.[254]Приказ командующего восьмой армией А. А. Брусилова гласил: «…Сзади нужно иметь особо надежных людей и пулеметы, чтобы, если понадобится, заставить идти вперед и слабодушных. Не следует задумываться перед поголовным расстрелом целых частей за попытку повернуть назад или, что еще хуже, сдаться в плен»
.[255]Были введены телесные наказания, и солдат стали пороть розгами за мельчайший проступок, например, за самовольную отлучку на несколько часов, а иногда просто, чтобы «поднять воинский дух»
[256]. Естественно, что такие меры озлобляли солдат против офицеров и усиливали социальный раскол в обществе.Современными исследователями подсчитано, что в целом за время войны Россия потеряла 3,9 млн пленными, в 3 раза больше, чем Германия, Франция и Англия вместе взятые. На 100 убитых в русской армии приходилось 300 пленных, а в германской, английской и французской армиях – от 20 до 26, то есть русские сдавались в плен в 12–15 раз чаще, чем солдаты других армий (кроме австрийской)[257]
.Группа заговорщиков во главе с А. И. Гучковым работала над подготовкой военного переворота. Задача состояла в том, чтобы упредить народное восстание. «Кроме помощи организаторам государственного переворота, облегчавшей им дело,
– свидетельствует А. Ф. Керенский, – мы… создали сборный пункт, где были сосредоточены силы, готовые в случае необходимости сдерживать народные волнения».[258]. Однако вербовка офицеров оказалась нелегким делом: «Гучков не нашел среди офицеров людей, соглашавшихся идти на цареубийство», – свидетельствует жандармский генерал А. И. Спиридович.[259]Волна голодных стачек в городах быстро нарастала. О том, что с лета 1916 года интенсивность рабочего движения определялась уже не политическими и военными событиями, не призывами партий, а голой экономической реальностью, говорит появившаяся с этого времени прямая корреляция между числом стачечников и ценой на хлеб. По Московскому промышленному району коэффициент корреляции между ценой на ржаной хлеб и числом экономических стачечников (составлявшим подавляющее большинство бастующих) в период с июля 1916 по январь 1917 года составлял 0,8[260]
.В начале 1917 года речь шла уже не о росте цен, а об отсутствии хлеба. Московский городской голова М. В. Челноков послал председателю Совета министров четыре телеграммы, предупреждая, что нехватка продовольствия «угрожает вызвать в ближайшие дни хлебный голод, последствием чего явится острое недовольство и волнения со стороны населения столицы»
.[261] 23 февраля председатель Общества фабрикантов московского промышленного района Ю. П. Гужон телеграфировал военному министру, что в результате закрытия хлебопекарен 93 тыс. рабочих не получают хлеба: «Фабрики и заводы приостанавливаются, рабочие волнуются, уходя искать хлеба»[262]. Таким образом, в Москве назревал такой же грандиозный голодный бунт, какой произошел в Петрограде.Голод угрожал и армии. В декабре 1916 года состоялось совещание в Ставке под председательством Николая II. На этом совещании выяснилось, что «дело продовольствия войск в будущем должно значительно ухудшиться..
. – писал А. А. Брусилов. – Нам не объясняли причин расстройства народного хозяйства, но нам говорили, что этому бедственному положению помочь нельзя»[263]. Пока же солдатам в окопах вместо 3 фунтов хлеба стали давать 2 фунта, а в прифронтовой полосе – 1,5 фунта. Лошади почти не получали овса и находились в истощенном состоянии, поэтому артиллерия потеряла мобильность, и армия уже не могла наступать. В случае отступления такое положение должно было привести к потере артиллерии и обозов.[264]