Современная демократия и альтернатива Троцкого: от кризиса к гармонии

Впоследствии историки пытались исказить и очернить одну из самых, может быть, замечательных страниц нашей истории, когда в течение одиннадцати лет под защитой закона народ упорно преодолевал закоренелый недуг пьянства.

«Это самый величественный акт национального героизма, какой я только знаю» – так отозвался о нашем «сухом законе» известный английский лидер Ллойд Джордж. Повсеместное запрещение «продажи казенного вина и всех спиртных изделий – вопреки всем предсказаниям – вызвало тогда подъем национального духа. Это было, может быть, уникальное явление для той расколотой России, где царская и большевистская власть были единодушны.

Как показывают данные душевого потребления алкоголя за 1916–1920 гг., в которых учитывалось и самогоноварение, оно приближалось к нулю, а в 1924–1925 гг. в деревнях изготовлялось до 480 млн л самогона. После же отмены «сухого закона» в 1927–1928 гг. его было изготовлено намного больше – 780 млн л. Это опровергает мнение некоторых историков, что запретительные меры не только не остановили пьянство, но даже и усилили его. Народ якобы начал производить самогон, пить опасные для здоровья суррогаты. Поэтому якобы правительство решило открыть свободную продажу водки. Но тогда с отменой «сухого закона» самогоноварение сократилось бы.

В третьей главе второй части книги был подробно рассмотрен этот вопрос в разрезе экономической концепции Троцкого. Здесь заметим лишь кратко, что «пьяный бюджет» стал необходимостью при выборе концепции самодостаточной закрытой экономики, концепции национального социализма, против которой Троцкий выдвинул свою концепцию рыночного социализма с открытой экономикой.

Сталинское большинство в Политбюро продавило это кардинальное решение об отмене «сухого закона» и ставке на «пьяный бюджет». Преображенский, будучи редактором «Правды», поддержав Троцкого, тоже выступил против отмены сухого закона, и Сталин, воспользовавшись этим, снял его с этой должности (применив «кадровое назначение»).

Вот как проходили в то время сами заседания Политбюро:

«Заседание назначено на десять часов. Без десяти десять я на месте, проверяю, все ли в порядке, снабжены ли члены Политбюро нужными материалами. Без одной минуты десять с военной точностью входит Троцкий и садится на свое место. Члены тройки входят через три-четыре минуты один за другим – они, видимо, перед входом о чем-то совещались. Первым входит Зиновьев, он не смотрит в сторону Троцкого, и Троцкий тоже делает вид, что его не видит, и рассматривает бумаги. Третьим входит Сталин. Он направляется прямо к Троцкому и размашистым широким жестом дружелюбно пожимает ему руку. Я ясно ощущаю фальшь и ложь этого жеста; Сталин – ярый враг Троцкого и его терпеть не может»[311].

13 июля главу правительства Украины (второй по величине советской республики), Раковского (личного друга Троцкого), без его ведома и согласия и вопреки протестам отправили в «дипломатическую ссылку». Я не нашел следов борьбы Троцкого за Преображенского и Раковского. Он все больше прислушивается к вестям, привозимым из Германии Радеком.[312]

В августе приезжают в Москву вожди германской компартии, и после их докладов Политбюро принимает решение о подготовке восстания в Германии:

«При создавшемся положении вещей во всей Европе и, в особенности, в свете надвигающейся пролетарской революции в Германии и возможности новой войны вполне своевременно выдвинуть лозунг Соединенных штатов рабоче-крестьянских республик Европы».

Такова была атмосфера и общее мнение всех русских и немецких коммунистов. Даже почвенник Сталин прямо говорит: