Читаем Современная демократия и альтернатива Троцкого: от кризиса к гармонии полностью

Что касается последнего «признака» (индивидуализм), то сам Хантингтон констатирует, что он стал «доминировать на Западе» лишь к тому же XVII веку, веку революции в Англии. Все исследования об индивидуализме, на которые ссылается Хантингтон, имеют тот же порок: сопоставляются разные фазы обществ. Это исследование степени индивидуализма разных наций, на которое ссылается Хантингтон, было опубликовано в 1983 г. Опросы проводились, видимо, в начале 1980-х. То есть опрашивался американец, француз, немец, русский, китаец, индус, египтянин, например, в 1980-м году. Заполнял анкеты, отвечал на вопросы. Получилось, что первые трое больше индивидуалисты, чем последующие четверо. И вывод следует: мол, американо-европейцы эгоисты, а русские с индусами добряки. Но эти народы находились в этот год на очень разных фазах своего социально-политического развития. Их невозможно было сравнивать. Если действительно проводить научный анализ психологических черт разных наций, то следует изучать людей из разных лет, из обществ, находящихся в одинаковых фазах. Таких исследований нет. Но есть другие исследования, подтверждающие отсутствие сколько-нибудь значимых различий в индивидуализме у разных наций, фазы которых уже синхронизировались. Нет никаких свидетельств о различиях индивидуализма немцев, французов или англичан. А ведь были века, когда эти различия кричали о себе.

Слишком большой упор на религиозно-культурные различия приводит Хантингтона к забвению экономики. Он подробно описывает торговые конфликты 1990-х годов между США и Японией, всерьез предваряя это фразой о том, что «источник противоречий между США и Азией кроется в культурных различиях»[93].

Описывая экономические успехи демократических Гонконга и Сингапура, где большинство китайцев, Хантингтон для поддержки своей концепции может многозначительно заметить:

«Конфуцианское наследие Китая, в котором особое значение придается власти авторитетов, порядку, иерархии и верховенству коллектива над личностью, создает препятствия для демократизации».[94]


Значительная доля пафоса книги направлена на доказательство существования цивилизационной войны между Исламом и Западом, причем объясняется это, конечно же, агрессивностью мусульман:

«Коран и прочие установления мусульманской веры содержат единичные запреты насилия, и в мусульманском учении и практике отсутствует концепция отказа от применения насилия».[95]


Но я не нахожу следов присутствия «концепции отказа от применения насилия» и в Евангелиях. Такой КОНЦЕПЦИИ нет ни в одной религии. Все пророки устанавливали законы поведения. Все запрещали убийства, но все разрешали справедливую войну. Никаких существенных отличий в сторону большей кровожадности у ислама нет. Во всяком случае, христиане очень долго не находили такой концепции в своих Евангелиях, успешно завоевывая и порой уничтожая соседей.

Подтверждая нестандартность мышления, Хантингтон в конце книги неожиданно пропел гимн универсальному набору ценностей, под которым я могу подписаться двумя руками:

«Культуры – относительны; мораль – абсолютна… Человеческое общество универсально потому, что оно – человеческое, а особенное потому, что оно – общество… важнейшие предпосылки для сосуществования культур требуют поисков истинно общего, того, что есть в большинстве цивилизаций»[96].


Я, конечно, не считаю, что суть мировых социально-политических процессов можно лучше понять с точки зрения «ислам против христианства» или что-то в этом роде. Последний аргумент против «цивилизационной концепции»: две самые крупные войны, мировые войны XX века, были внутрицивилизационными. Они не были, как любит выражаться Хантингтон, «по линии разлома цивилизаций», это были войны не между цивилизациями. Если рассмотреть вторую мировую, то коалиции основных участников были следующими:

1. Великобритания, Франция, СССР, США. В терминах цивилизаций Хантингтона: Западная, Западная, Православная, Западная.

2. Германия, Италия, Япония. По Хантингтону: Западная, Западная, Японская.

Понятно, что последняя и крупнейшая война была фактически на 80 % внутризападной войной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Психология масс
Психология масс

Впервые в отечественной литературе за последние сто лет издается новая книга о психологии масс. Три части книги — «Массы», «Массовые настроения» и «Массовые психологические явления» — представляют собой систематическое изложение целостной и последовательной авторской концепции массовой психологии. От общих понятий до конкретных феноменов психологии религии, моды, слухов, массовой коммуникации, рекламы, политики и массовых движений, автор прослеживает действие единых механизмов массовой психологии. Книга написана на основе анализа мировой литературы по данной тематике, а также авторского опыта исследовательской, преподавательской и практической работы. Для студентов, стажеров, аспирантов и преподавателей психологических, исторических и политологических специальностей вузов, для специалистов-практиков в сфере политики, массовых коммуникаций, рекламы, моды, PR и проведения избирательных кампаний.

Гюстав Лебон , Дмитрий Вадимович Ольшанский , Зигмунд Фрейд , Юрий Лейс

Обществознание, социология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Теория социальной экономики
Теория социальной экономики

Впервые в мире представлена теория социально ориентированной экономики, обеспечивающая равноправные условия жизнедеятельности людей и свободное личностное развитие каждого человека в обществе в соответствии с его индивидуальными возможностями и желаниями, Вместо антисоциальной и антигуманной монетаристской экономики «свободного» рынка, ориентированной на деградацию и уничтожение Человечества, предложена простая гуманистическая система организации жизнедеятельности общества без частной собственности, без денег и налогов, обеспечивающая дальнейшее разумное развитие Цивилизации. Предлагаемая теория исключает спекуляцию, ростовщичество, казнокрадство и расслоение людей на бедных и богатых, неразумную систему управления в обществе. Теория может быть использована для практической реализации национальной русской идеи. Работа адресована всем умным людям, которые всерьез задумываются о будущем нашего мироздания.

Владимир Сергеевич Соловьев , В. С. Соловьев

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука