Современная финская новелла

— Я была в отпуске, отдыхала в самой глуши, — сказала темноволосая.

— С детьми?

— Одна. Если хочешь хорошенько отдохнуть, надо ехать одной.

— Зато теперь долго сможем отдыхать, — заметила другая.

Вяйски вытащил блокнот и ручку.

— Это вы про нас пишете? — спросила темноволосая.

— Да вроде бы, — ответил Вяйски.

— Это хорошо, но только для какой газеты? Напечатают ли правду? А то про нас такое пишут, что и читать не хочется.

— Попытаемся, — пообещал Вяйски; он то и дело утирал пот со лба. В зале было жарко, хотя боковая дверь была открыта. Пол и деревянные скамейки потемнели от времени.

Собрание началось. Председатель исключенной из профсоюза ячейки был в расстегнутой рубашке. Он говорил сухо и иронично:

— Первым пунктом надо бы обсудить женский вопрос, он ведь в большой моде в наше время. Хозяева вдруг заявили, что никто и не думал увольнять наших женщин, так что им не положены ни компенсация за увольнение, ни пособие по безработице.

Второй вопрос — совместные действия против нас администрации и посредников по трудоустройству, не зря ведь говорится, или даже поется, что сообща работать веселей. И в-третьих, центральный союз и выход на связь с небезызвестным секретарем этого союза, то есть Унто Лаурикайненом, нам надо во что бы то ни стало заполучить его сюда для обсуждения сложившегося положения. Надо бы как-нибудь выяснить, где он бывает и где его можно отыскать, но это дело нелегкое.

Последовавшую затем дискуссию Вяйски застенографировал, хотя многих слов он просто не понимал. «Я необразованный человек, — подумал он, — хорошо бы прочитать какое-нибудь пособие по профсоюзному движению…» И одновременно где-то в глубине его сознания звучал монотонный насмешливый голос, который твердил одну и ту же фразу из его памфлета: «От каждого из нас зависит, удастся ли воспитать нового, свободного от корыстных интересов человека, время не ждет…»

— Да, если бы те красногвардейцы, что лежат на кладбище за церковью, знали, чем сегодня занимаются представители рабочих, то уже давно перевернулись бы в своих могилах, — произнес сидевший в первом ряду старик.

— Только треск пошел бы, — подхватила женщина в спортивных брюках, сидевшая рядом с Вяйски.

— Позвольте мне, — прокричал молодой курчавый парень из тех, кто стоял у задней стены.

— А он не выпивши? — забеспокоилась темноволосая.

— Если приедут эти господа из Хельсинки, из центрального союза, то скажите им, что пускай убираются восвояси, — заявил курчавый.

— Нам и говорить ничего не придется, сами уедут, — сухо ответил председатель.

— Все их речи — одно сплошное дерьмо, — добавил курчавый.

— Чего он несет? Видно, все же выпил, — сказала темноволосая.

— Знаешь, я встретила Энску на улице, ему придется брать в долг под вексель, — обратилась женщина в спортивных брюках к темноволосой соседке. Потом она пояснила Вяйски: — Он вдовец, этот Энска, его жена умерла два года назад, и теперь у него четверо детей и домик, за который он кругом задолжал. Он и отец и мать, пришло время долг платить, а тут эта забастовка.

— Но посторонние ничего этого не знают, им же никто не рассказывает, — повернулась к Вяйски темноволосая. — Даже некоторые домашние хозяйки идут в штрейкбрехеры, потому что ничего не знают про наши дела. Я спросила у одной, неужто голод ее одолел именно теперь, когда мы за кусок хлеба боремся, и пригласила ее поесть на нашу полевую кухню. Она пришла, но говорят, что уже на следующий день ее видели на работе в одном из трюмов. Видно, и впрямь голод да нужда заставили. Сюда набирают много безработных, им тоже врут, сулят большие деньги.

— Нас пытаются сломить, чтобы мы на коленях поползли просить работу, а уж потом хозяева будут решать, кого взять, а кого и нет, — говорил какой-то худощавый мужчина в центре зала. — Ячейки исключают, если мы требуем того же, что и рабочие в других отраслях, то есть старый договор плюс надбивки. В союзе один-единственный человек на нашей стороне, товарищ Корспекки[15], так его грозятся снять с секретарей; суд по трудовым спорам присуждает нам огромные штрафы и так далее. Нет, товарищи, этот вопрос не решить, если браться за за него в шелковых перчатках.

— Корспекки идет, — сказала темноволосая. Через зал прошел довольно высокий мужчина в очках, наклонился к председателю и что-то сказал ему.

— Вот Корсбек говорит, что Унто Лаурикайнен прилетел сюда из Хельсинки самолетом, — объявил председатель. — Мы попытаемся его разыскать, ведь он все же представляет нас в центральном союзе, так что будем надеяться.

Вяйски заметил, что доверенный и ведший машину парень направились к дверям. Вяйски встал и последовал за ними.

— Хотите поехать с нами, ну что ж, — сказал доверенный. В его темных глазах светилась улыбка.

Вяйски сел на заднее сиденье. Они быстро поехали в сторону центра и остановились у высокого нового здания. Из машины как раз выходил невысокий мужчина в толстых темных очках, одетый в серый костюм.