Следующая улица была более оживленной, на ней убрали снег, и они казалась шире. Калле опять повернул за угол. Навстречу ехала машина. Далеко впереди шли два соседа, его ровесники, с которыми он был едва знаком — оба с продуктовыми сумками. А он не догадался завести такую, дома-то ведь раньше женщины и ребятишки заботились о покупках; шагая за мужчинами, Калле почувствовал, что начинает нервничать, а по мере того, как им завладевали обычные теперь мысли, плохое настроение стало превращаться просто в физическую усталость. Ведь еще летом все было так хорошо… еще в августе… Погруженный в эти думы, он машинально свернул еще раз, приближаясь к центру.
Здесь было большое движение. Калле знал на этом пути все скользкие участки и снова пошел очень осторожно. Ветер, дующий вдоль улицы, ударил в лицо. Старик подумал: дома, перед коровником, где место открытое, такой ветер показался бы пронизывающим. К этому времени все утренние дела бывали там уже переделаны, подходил час, когда приносили почту. Прочитав газеты, он шел колоть дрова или заниматься чем-нибудь другим — чего-чего, а дел в деревне всегда хватало.
Какой-то встречный, молодой мужчина, поздоровался с Калле. Он заметил это слишком поздно и, остановившись, повернулся назад, но так и не узнал прохожего. Да и людей на улице стало слишком много. «Будет теперь говорить, что я никого не узнаю, — рассердился на себя Калле. — Это благодаря морковке я сохранил зрение… У Мари были свои секреты, еще в мае она вытаскивала из ящика с песком последние, на удивление крепкие морковины, а теперь вот я не разглядел знакомого».
Но тут думать стало некогда — Калле добрался до центра, где движение было очень оживленным. Чтобы снова не оплошать, он вглядывался в каждого встречного. Улица вела вниз, к рынку. Музыка, доносившаяся из универмага, будто плавала в облаках выхлопных газов. «Это неправда, что я здесь», — пронзило его вдруг, и он с усилием осознал реальность времени и места. По улице шла легковая машина, но Калле остановился как раз на ее пути, и водителю пришлось дать сигнал. Старик очнулся, отступил назад и заметил обращенные на него глаза прохожих. Он оградился от них, шаря по карманам в поисках носового платка — пусть люди думают, будто он задержался, чтобы высморкаться. Наконец в голове немного прояснилось, и он смог продолжать путь.
Знакомый из деревни, ожидавший рейса в говорливой толпе на автостанции, поздоровался со стариком. Калле подошел к нему. Тот легонько пнул ногой полиэтиленовый мешок, стоявший возле него, упомянул о дешевой распродаже стирального порошка «Suno» и сказал, что купил сразу три упаковки.
— Да, вот так. А ты каким пользуешься? — спросил он у Калле, который не понял вопроса. Но ни спросившего, ни окружающих это не очень-то интересовало. Многие лица были здесь Калле знакомы, только имен он не помнил, потому что никогда никаких дел с ними не имел.
— Мы пользуемся «Omo», — заметил один из стоявших в толпе, — он хорошо отмывает и пенится.
— А в порошке «Sunili» можно совсем не замачивать. И так все отходит… с одного раза, подумать только!
Сторонник «Omo» не поверил этому и рассказал, как у него дома отказались от «Sunili» именно потому, что он не отстирал пятно на рубашке.
— В тот день, когда праздновали… да вон он и сам стоит, виновник этого торжества… лицо красное, живот выпятил… в тот день, когда праздновали помолвку этого Ренне, я пролил себе на грудь кофейного ликеру. Только-только купил рубашку и решил — надену-ка ее в гости к Ренне.
— Ты бы попробовал «Luvili». Люди его очень хвалят, может, отмоет.
— Теперь уже поздно. Интересно, брак-то у Ренне получился удачный?
— Отчего ж ему быть неудачным? Оба — люди опытные.
Калле рассеянно слушал эти разговоры, потом вошел в здание вокзала.
Через стеклянную перегородку было видно, что в кафе нет ни одного свободного места. Впрочем, старик и не собирался туда входить. Как в прежние времена, он изучал расписание. Вот знакомое направление: ближайший рейс в девять пятнадцать, потом в половине одиннадцатого. И, глядя в окно на очередь к своему автобусу, он повторил наизусть все расписание. В кафе из-за столика встал какой-то плотный человек, не сводивший глаз со старика. Калле заметил его слишком поздно и не успел достаточно быстро распахнуть выходную дверь.
— Я опаздываю, — растерянно бормотал он. Но незнакомец уже преградил дорогу, не позволяя Калле выйти.
— Не финти, — скомандовал он, протягивая свободную руку за подаянием. Калле бросило в жар. Он шарил по карманам и что-то бормотал.
— Папаша, — прохрипел бродяга и легонько похлопал старика по груди. Калле ничего не оставалось, как послушаться и вытащить из-за пазухи кошелек. Отвернувшись, он достал требуемые две марки.
— Паинька, — одобрительно кивнул вымогатель, великодушно потрепал старика по плечу и пожелал: — Благослови тебя бог, папаша, — потом открыл дверь и выпустил его.