– Конечно, нет, друг мой. Консервы – в том виде, в котором они изготавливаются сейчас – это устаревшая упаковка. Кроме того, прошли уже десятки лет с тех пор, как они были изобретены. Пища в них не только утрачивает свои питательные свойства, но еще и не имеет настоящего вкуса. Не имеет элементарной свежести, она сухая, если можно так выразиться, она почти безвкусная и, конечно же, скучная… Должен вам признаться, что и я тоже стал испытывать отвращение к мясу с тех пор, как в детстве мне пришлось есть тот ужасный корнбиф, который нам присылала ЮНРРА. Несколько лет назад стали выпускать вот эти стеклянные банки… ерунда… разница незначительная… плохое подобие настоящей еды. Даже изобретенный в последние годы метод, который называется «sous vide» и согласно которому, якобы, сохраняются готовые блюда в виде, максимально приближенном к их реальному статусу, даже он потерпел неудачу. Никакого сравнения с настоящим вкусом, никакого намека – хотя бы – на свежесть.
Какая-то девушка подняла руку:
– Вы думаете, что с помощью вашего метода сардины будут иметь лучший вкус и свежесть?
– Слова «будут иметь лучший вкус и свежесть» не отражают действительности, милая дама. Они будут иметь первоначальный вкус – возможно, я недостаточно сильно подчеркнул это в своем докладе, – они будут поступать к потребителю в живом виде… и «в живом виде» – это не рекламный слоган… они на самом деле будут живыми! Когда вы будете открывать консервную банку, рыба будет трепетать перед вашими глазами – точно так же, как перед глазами смотрящего на нее рыбака, когда тот достает свои сети или удочку. И, естественно, вы дали мне прекрасную возможность подчеркнуть, что это – только пилотная программа. Сардины – это только начало. За ними последуют и другие виды рыб и ракообразных – вы можете представить, как будут покачиваться раки в своих упаковках? А также небольшие виды птиц, небольшая дичь, цыплята, плюс еще овощи – об этом я забыл упомянуть. Доставая овощ из упаковки, вы будете выдергивать его с корнем из грядки! Открывая упаковку с фруктом, вы будете срывать его с дерева! Вам может показаться, что это уже слишком, но только потерпите…
Слово взял человек средних лет, в костюме, телевизионщик.
– Мне не кажется, что это слишком – мне кажется, что это просто невероятно! Разве это возможно, господин Рагусис, чтобы все было настолько свежим?
– Это возможно, – ответил Леонидас Рагусис, произнеся это слово с упором, медленно и официально.
А затем, после паузы, показавшейся еще длиннее в полной тишине, наступившей в зале, он снова повторил:
– Возможно.
И добавил:
– Смертельно свежим[16].
Перед аквариумом
Леонидас Рагусис нервно шагал по своему кабинету, подолгу останавливаясь в широком коридоре, пролегавшем между тяжелой мебелью и аквариумом, возвышавшемся в центре комнаты. Он то и дело подходил к открытому шкафу с рулонными жалюзи, брал листок бумаги со своими рукописными заметками, быстро просматривал и сразу же откладывал в стопку.
Затем он подошел к аквариуму и начал его рассматривать, шаги его становились все тише – верный знак того, что он постепенно начал успокаиваться.
В конце концов он полностью прекратил шагать и неподвижно замер перед аквариумом – лицо его освещалось голубым светом, исходящим от воды.
Одной рукой – правой – держит он стеклянный наконечник и заглядывает внутрь него, не наклоняясь, поскольку не только аквариум располагается на большой подставке из розового дерева, но и сам он скорее среднего телосложения.
Он с интересом наблюдает за красно-золотыми рыбками, которые медленно движутся, в то время как остальные – серебристые со свинцовыми полосками – остаются неподвижными, и их жабры раздуваются почти что в такт, словно следуют ритму, с которым пузырьки кислорода поднимаются на поверхность.
Его любимица, черная рыба продолговатой формы с большими смешными глазами, он называл ее «обжора», потому что она первая набрасывалась на еду, лениво устроилась на дне среди искусственных кораллов и декоративных водорослей.
Он постучал по стеклу пальцем, на котором носил обручальное кольцо, рядом с тем местом, где была рыба, так что звук получился металлический и резкий.
Рыба оставалась безучастной, замкнувшись в своей беспечности.
Тогда он склонился – впервые – и прилепился лицом к стеклу, приблизившись к неподвижной рыбе на расстояние нескольких сантиметров.
Глаз рыбы находился на одной короткой воображаемой прямой с его глазом, он рассеянно преломлялся сквозь стекло.
Он оставил попытки, встал и пошел за бумажным пакетом с кормом. Отсыпал им немного и стал наблюдать, как рыбки набрасываются – и его рыбка в первых рядах – на белые крупинки. Они толкались, толпились упорно и упрямо, искусно орудуя хвостами.
Леонидас Рагусис никогда не забывал, – особенно теперь, когда его планы уже были на пути к воплощению – что этому аквариуму и этим невзрачным рыбкам он обязан своим первоначальным вдохновением, возникновением своей гениальной идеи.