Современная японская новелла 1945–1978

Наверно, так у них было заведено еще с детства: один пугался, второй нарочно пугал. Аки был немного робок с М., а М. относился к нему с уважительным дружелюбием. Я знал, что М. таков со всеми; он всегда старался быть полезным другим, избегая при этом назойливости.

Как-то Аки принес свежую рыбу. М. чуть шутливо и одновременно несколько покровительственно сказал, указывая на меня:

— Этот мужичок — молодо-зелено, а в рыбе толк знает.

Я от этих слов, признаться, даже заважничал. Аки-тян же проникся ко мне почтением, и с тех пор, уезжая из N., я частенько увозил с собой сушеную рыбу.

С Аки и его семьей я потом еще не раз встречался.

Прошло восемь лет. В автомобильной катастрофе недалеко от станции N. погиб М. Вся семья Аки помогала готовить похороны. Я, правда, не знал, кто — кто, и даже не был уверен, все ли они действительно его родственники. (М. мне рассказывал когда-то, что его семья еще с военной поры помогала родным Аки.) Что до меня, то никто не сделал для меня столько, сколько М. Поэтому буквально на следующий день я примчался в N. и снял номер в ближайшей гостинице.

Я беспокоился, смогу ли оказаться полезным семье друга, но еще более угнетала меня горечь утраты. У меня были плохие предчувствия, — какие, я не мог пока осознать, и от этого тревога моя все росла. Время от времени мне начинало казаться, что это какое-то представление и что его разыгрывают специально для меня, — может быть, потому, что из всех собравшихся здесь я, кроме, пожалуй, детишек, привязанных к спинам родителей, был самым молодым. Хотя сам я не считал себя таким уж юным. Дело, наверное, в том, что мне до сих пор не приходилось сталкиваться со смертью родных, и сейчас, когда она впервые была рядом, я не смог взять себя в руки.

Во время заупокойного бдения — я присутствовал на нем до поздней ночи — от меня не было никакой пользы. Нервы не выдерживали, когда я видел гроб с телом покойного в той самой комнате, где мы прежде так веселились.

Рано утром пришли выразить соболезнование двое — глава фирмы, которой принадлежит сбившая М. машина, и с ним еще какой-то человек. Естественно, поднялся шум, кто-то приступил было к ним с кулаками. Я слышал, с какой твердостью успокоила всех мать М.:

— Теперь уж ничем горю не поможешь. Будьте только внимательнее впредь.

Тот, кто пришел с главой фирмы, — и был шофер злополучной машины. Бросилась в глаза его огромная сутулая спина.

На следующий день родственники Аки были заняты на кухне. Я время от времени заходил к ним туда. Мы быстро подружились. (Должен сказать, что в представлении Аки я был по-прежнему тем самым неудачливым студентом, обожавшим М.) Я сразу почувствовал, какие это милые люди. Всё они делали быстро и ладно, от этого вокруг них возникала атмосфера доброты и сердечности. Аки, его братья, пожилая загорелая женщина, вероятно, их мать, — все они улыбались мне, и взгляды их словно говорили: «Ужас, сколько работы!» Другие сидели себе по комнатам и молча переживали несчастье, а семейство Аки действовало на меня ободряюще. И говорили они как-то непринужденно, искренне. «Угораздило его попасть под машину! Я бы обязательно увернулся». Это сказал младший брат Аки, и сказанное не звучало в его устах кощунством. И в самом деле: смерть произошла с такой обыденной внезапностью, что трудно было сразу в нее поверить. А если бы на месте М. действительно оказался кто-нибудь другой? Да нет! Машина ведь была доверху нагружена металлическими конструкциями, тормоза были неисправны, к тому же она шла с огромной скоростью…

М. очень любил автомобили, хотя сам и не водил. Я пытался поставить себя на его место: наверняка ему и в голову не могло прийти, что какая-то машина способна загрести его под свои колеса. Сначала чувствовал я, как во мне вскипает злость, потом она сменилась страшной усталостью, а за ней пришла и вовсе нелепая мысль: М. только скрылся из виду. Ведь бывает же, что смерть человека воспринимается просто как его дальнейшее неприсутствие.

Ночью, во время заупокойной, я, по просьбе его матери, пошел в таксопарк, чтобы найти водителя, который отвозил в больницу умирающего М., и поблагодарить его. Там мне сказали, что М. увезли в больницу сразу же. Это немного утешило ее:

— Хорошо. А то ему было бы очень неприятно, если бы он чувствовал, что лежит израненный на виду у всех.

Когда я зашел на кухню, Аки сказал мне:

— М. похож на Лунную Маску^[45].

Со вчерашнего вечера я не раз слышал это сравнение. У М. была сильно повреждена голова, в больнице ее забинтовали, да так и не сняли бинты после смерти. Все лицо было забинтовано, только для глаз и носа оставались прорези. Это было очень страшно. Не удивительно, что Аки и все другие возвращались с похорон с красными от слез глазами.

Чтобы написать объявление о панихиде, понадобились бумага, кисть и тушь. Я надел гэта (так было удобнее ходить по песку) и пошел в гостиницу.

Хозяин гостиницы не спеша растер тушь. Видя, как привычно он это делает, я попросил его написать объявление.

— Вы, наверное, в курсе дела? — спросил я.

— Да, слышал.

— Панихида завтра.