Современная индийская новелла

Т. Р. Суббарая Земля-кормилица

1

Нежная и легкая, как пух, как истертый в порошок мускус, земля. Стоит только подуть ветру, и летит она легкой пылью, — так при малейшем дуновении сыплется пыльца с облитого вешним цветом дерева. Возьмешь в горсть — мягкая, как птичий пух. Богатая земля!

Для Ханумаппы это не просто клочок земли в три акра, перешедший к нему по наследству от отцов и дедов, это сама мать-кормилица. Умирая, его отец, Сураппа, сказал сыну:

— Ханумаппа, эта земля — мать для нас. Пока она наша, у детей всегда будет рис и молоко. Что б ни случилось, не расставайся с нею.

И прав был Сураппа, знал, что говорил. Пройдет хороший дождь — и можешь не беспокоиться. На полгода обеспечен рисом. А как красива земля во время уборки хлопка! Черная обычно, она покрывается белой кипенью, и только там-сям клочки тяжелых туч, припав к ее груди, клубятся на ветру. А что за огурцы растут на этой земле. Все жители деревни утоляют ими жажду в летний зной. Хлопок, чечевица и горошек, выращиваемые Ханумаппой, славятся во всей округе. В базарные дни от похвал Ханумаппа прямо раздувается от гордости, как коробочка хлопка в пору созревания.

Но, конечно, земля землей, а само собой ничего не приходит. Ханумаппа гордится землей, но и заботится о ней. Это неустанный труд его отца и дедов сделал ее такой мягкой. Рой вглубь хоть на два-три фута — ни камешка не встретишь. И навоз сослужил немалую службу. Три пары волов состарились, работая на ней и унавоживая, чтобы сделать ее пухлой и нежной, как ложе из цветочных лепестков. Рассказывают, что как-то еще при жизни деда — его тоже звали Ханумаппой — случился сильный падеж скота и волы подохли, а как раз пришло время бороновать. Тогда Ханумаппа с сыном впряглись в борону вместо волов и взрыхлили землю. Такие воспоминания наполняли сердце Ханумаппы еще большей гордостью за свою землю.

В этом году мать-земля — одна щедрость. Каждая веточка на кустах хлопка обернулась пушистыми белыми комками. Какой богатый урожай! Рвешь, рвешь — рука устает, а хлопка на кусте не убавляется, словно и не собирал вовсе. Веселое щебетание женщин, убирающих хлопок, их мелодичный смех переполняют сердце Ханумаппы радостью. Уже выросла огромная гора собранного хлопка. Опередив других сборщиков на два шага, идет сын Ханумаппы — крепкий и сильный, как Бхима[96]. Его широкая спина блестит на солнце. Сидя в тени акации и жуя бетель, Ханумаппа смотрит во все глаза и насмотреться не может. Хлопок и сын, сын и хлопок. Что еще надо для полного счастья? Отяжелевшие от зноя и переполнявшей его радости веки Ханумаппы прикрываются, и он, словно испив божественного нектара, погружается в сладкую истому. Ничто на свете не может сравниться с пьянящим напитком счастья!

Не менее счастлив и еще более опьянен и сын, Рамаппа, но счастлив другим счастьем и опьянен другим хмелем. Его руки споро обрывают хлопок, а сердце его — с Ситалакшми, работающей рядом. Когда она смеется какой-нибудь шутке, ее переливчатый смех отдается в сердце Рамаппы серебряным перезвоном колокольчиков.

Иногда она бросает в его сторону быстрый, как молния, взгляд, и он перестает видеть кусты вокруг — будто кто-то взмахнул перед его глазами мечом, вобравшим в свое отточенное лезвие всю слепящую силу солнца. Руки его рвут хлопок. А в сердце только она — чудесный лотос, красующийся на тихих водах хлопкового моря. И сам звук ее имени ему сладостней мелодичных звуков вины[97].

Вдруг Ситалакшми вскрикивает, отдергивает руку от куста и кладет палец в рот. На ее пухлых губах блестит алая капелька крови.

— Что случилось? — испуганно спрашивает Рамаппа.

Ситалакшми молча вынимает палец изо рта и показывает его Рамаппе.

Рядом с кустом хлопка притаилась колючка, и Ситалакшми нечаянно уколола палец о ее острые шипы.

— Подумаешь, колючка, — смеются женщины-поденщицы.

Но Рамаппе не до смеха. Шип, вонзившийся в палец Ситалакшми, впился ему в сердце. Но разве скажешь это? Он только с затаенной нежностью смотрит на Ситалакшми. Цвета спелой пшеницы лицо, раскрасневшееся от работы, влажные, прилипшие ко лбу волосы; в вырезе кофточки видна полная грудь. Рамаппа вздыхает. Ситалакшми бросает на него внимательный взгляд и опять нагибается. Время от времени ее взор снова украдкой устремляется на стройное, словно выточенное из слоновой кости тело работающего рядом Рамаппы.

Но Ханумаппа ничего этого не видит. Перед его полузакрытыми глазами только огромное поле хлопка и крепкий, как Бхима, сын.

2