Современная индийская новелла

— Да нет, брат! Тут другое дело, — возражает старик Чаутхи, вынимая из кармана рубахи и отправляя в рот щепоть жевательного табака. — Женщина она молодая, кровь горячая, а ты ей кто, свекор, что ли? Да и зачем бы ей прикрывать лицо при виде такой развалины?

— У тебя, дед, ни одного зуба не осталось, а ты все туда же: куда конь с копытом… — раздраженно замечает Раму, пожилой человек в коротком светло-коричневом дхоти, с гладко выбритой головой и большими четками на шее: сидя на коврике рядом с чарпаи[10], Раму прислушивался к разговору и чертил соломинкой на пыли какой-то замысловатый узор. — По всей деревне — стоны да горе: без полива урожай гибнет, а тебе бы только «у Ситабии — бетель», «у Манакии — новое сари!» И о чем только думает человек?! Эх, дед, дед! Вот задержится дождь еще денька на два — у всех животы быстренько подтянет к позвоночнику. Тогда уж не до браслетов да ожерелий. Все пойдет за бесценок… А когда человек сыт, ему сладкого хочется.

— Какая это тебя муха вдруг укусила, Раму? — удивляется Гаджадхар. — Молод ты еще, а на нашем веку и не то бывало… За грехи раджи всегда расплачивается народ!.. Конечно, какой уж без дождя рис — одна солома! А ты обратись к властям, может, и пошлют дождичка…

— Арендную плату тоже, говорят, скоро повысят, — подхватывает Чаутхи. — Думаешь: получил землю — сам себе хозяин стал? Как бы не так! Придет чиновник последние лохмотья за долги отнимать, вот тогда и узнаешь, каково быть хозяином!

— Каждую прореху шкурой крестьянина затыкают, дед, — рассудительно говорит Раму, разминая на ладони щепоть жевательного табака. — Ты выращиваешь хлеб, надеешься, глядь — а в закроме ни зерна. Все богачам перешло за долги… Ты рассчитываешь так, а получается совсем по-другому. Вот, к примеру, панчаят[11]. Избрали мы его — все чин чином: защищай интересы крестьян. А кто стал во главе панчаята? Тхакур Гаядин!..

— А ты хотел, чтоб пост этот занял голодранец Джагга? — ядовито бросает Чаутхи.

Раму не отвечает. Он сосредоточенно смотрит перед собой, занятый своими мыслями.

— Отец Джагги был первый в округе вор. С отцом Гаядина дружны были — водой не разольешь, — медленно, будто нехотя говорит Раму и, постепенно оживляясь, продолжает: — А бегал он так, что не всякая лошадь могла за ним угнаться. Забор в рост человеческий перепрыгивал с ходу. Ограбить человека или прихлопнуть кого-нибудь по приказу тхакура для него было проще простого…

Раму на секунду умолкает и, убедившись, что все слушают его с должным вниманием, ведет рассказ дальше.

— Однажды темной ночью в месяце шраван[12] отец Джагги забрался в дом к ростовщику и утащил шкатулку с драгоценностями. На шум сбежались люди. Тогда, не долго думая, завязал он шкатулку эту в накидку, перекинул за спину да со второго этажа и сиганул прямо в толпу. Все врассыпную! Опомнились — кинулись за ним, да его уж и след простыл. На другой день деревня будто расцвела: на всех перекрестках — полицейские в красных тюрбанах. Затаилась деревня, никто носа высунуть не смеет, а тхакуру хоть бы что! Пригласил к себе начальника полиции, угостил его как положено. На обеде — что бы вы думали? — рядом с тхакуром спокойненько покуривал трубку отец Джагги! А вечером начальник полиции будто невзначай: «У меня, — говорит, лошади нету, тхакур!» Так лучшего скакуна и пришлось пожертвовать тхакуру. Чего не сделаешь ради друга?

Раму на минуту умолкает.

— Да и теперь, что бы ни стряслось, все по старой памяти валят на молодого Джаггу, — прерывая молчанье, шамкает Чаутхи. — Помолвка-то ведь — всегда на волка…

— Что бы там ни говорили, а Джагга все-таки честный человек, — не поднимая головы, басит Раму.

— Это я и сам знаю. Да ты попробуй-ка докажи это, — горячится Чаутхи. — Люди, они ведь так считают — яблоко от яблони недалеко падает. А кто был его отец? Известный по всей округе вор! Водил дружбу с отцом тхакура Гаядина! Вот так-то, — и, успокоившись, старик продолжает: — Однажды приказал ему тхакур спалить гумно у одного из недругов. Отец Джагги — старик он был уже тогда — наотрез отказался. Затаил обиду тхакур и стал искать случая, чтобы наказать строптивца. И вот случилась как-то кража. Наехали полицейские. Тхакур и направил их прямехонько в дом своего друга. А у того что? Все воровские инструменты на виду… Пришлось тогда отцу Джагги целый год отсидеть за решеткой…

Чаутхи тянется к хукке и, глубоко затянувшись, неторопливо продолжает:

— А у тхакура дела тем временем пошли совсем худо. Была у него дочка — старшая сестра Гаядина. Молодая да красивая — кровь с молоком. Пришла пора выдавать ее замуж. А где взять деньги на приданое? Богатые сватались, так что малыми деньгами не обойдешься. Тхакур обещал за ней двадцать тысяч. Слово — не воробей… А отец Джагги любил ее, как дочь родную. И вышел он из тюрьмы как раз перед свадьбой своей любимицы. Подошел день свадьбы. Вся деревня собралась посмотреть на позор старого тхакура. И вдруг — что за чудо? — видят: несет отец Джагги шкатулку с драгоценностями, дар невесте… Да, не помнил старик зла, не помнил. Большой души был человек!