Современная индийская новелла

И мальчики тут же принялись собирать желтоватую смолу божьего бабхала, потому что всеведущий Хамза уверил их, что за нее можно будет получить у деревенского лавочника несколько пайс.

— Вот хорошо! — обрадовался Абас. — Тогда мы в день уруса[47] купим на эти деньги свисток или же сладких ривали[48] в масле! — Малыш даже глаза зажмурил в предвкушении удовольствия. А пока за неимением иных лакомств засунул в рот указательный палец.

От горячего воздуха, насыщенного всевозможными запахами, мальчиков разморило, они чувствовали себя усталыми.

— А какая из себя «палка Рамы»[49]? — поинтересовался Дину. Ему приходилось слышать о таком растении от маленьких пастушков.

Ему объяснил Абас:

— «Палка Рамы» высокая-высокая… Ее сок очень любят козы…

Кого только не повстречали дети в лесу! И разных красивых птиц, и белых мышей, и зеленокрылых стрекочущих светляков. Светляков ловил и складывал в спичечную коробку Дину. Хамза нашел соты и угостил товарищей сладким душистым медом.

Но не обошлось и без беды: Абас наступил на колючку. Острый шип глубоко проколол кожу и, обломившись, застрял в подошве. Абас поджал ногу и громко заплакал. Хамза усадил братишку и другой колючкой попробовал вытащить занозу, но безуспешно. Тогда он нашел кустик дикого хлопка, сорвал лист, разломил его и выступившим белым соком помазал ранку.

— Перестань реветь, — прикрикнул он на Абаса, — завтра колючка сама выйдет.

Абас вытер нос рукавом рубашки и, прихрамывая, пошел дальше.

А солнце между тем уже склонялось к западу. Подул ветерок, принес с полей запах колосьев и нагретой земли. Птицы готовились ко сну.

— Скоро темнеть начнет, — сказал Хамза, — пора домой.

Мальчики вернулись к речке и вдоль берега отправились вниз, к своей деревне. Абас раздавил в своем кармашке голубиные яйца, и они растеклись. Пришлось отмывать в речной воде липкие желтоватые пятна.

Всем захотелось есть. Хамза дал каждому по кусочку камедной смолы, чтобы хоть немного утолить голод. Съел и сам кусочек. Смола растворялась во рту душистой вязкой массой, склеивала челюсти.

Когда они подходили к деревне, небо было уже совсем багровым от заката. Мальчики откопали свои книги, грифельные доски, мелки и пошли по домам. Над деревенской улицей клубилась пыль: это возвращались с пастбища овцы и козы.

Мать Дину сидела во дворе и начищала высокий медный светильник. Увидев возвращающегося сына, она воскликнула:

— Как ты долго! Боже мой, а лицо-то какое у тебя красное! Где это ты так загорел?

Дину ничего не ответил. Он все еще чувствовал себя не дома, а там — на привольном лесном просторе, еще виделись ему и блеск солнца в речных струях, и снующие в прозрачной воде рыбки.

А мать подумала: вот ведь как задержал их сегодня учитель! И от мысли, что сын ее прилежно постигает премудрости науки, ее материнское сердце преисполнилось гордостью и удовлетворением.

Перевод Н. Краснодембской

ГУДЖАРАТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Панналал Пател

Крик в ночи

Шумный город после полуночи медленно затихал, как уставшее от рыданий дитя: то всхлипнет, то задремлет.

Лето, многолюдный городской квартал, где ветер заперт, как в тюрьме. Жара выгнала из нор даже крыс, а что говорить о людях! Одни улеглись на верандах, другие вытащили тюфяки на площадки лестниц, третьи растянулись прямо на улице. Некоторые забрались на крыши своих домов в поисках прохладного уголка. Те же, кто остался в доме, распахнули окна и двери.

Все утихло. Заснули все переулки квартала. Заснула главная улица — Сараям, словно старая женщина, которая весь день молола муку и ночью прикорнула тут же возле ручной мельницы. Скрип жерновов давно умолк, но нет-нет да и задрожат, задвигаются натруженные руки старушки-улицы: это крысы и мыши бегут от кошки — ночного дозора.

В кинотеатре закончился последний сеанс, зрители разошлись, и ворота заперли за последним клерком, уехавшим на своем велосипеде.

Сторож развалился на скамейке и закурил — то ли тянул он сигарету, то ли тишину, обступившую его со всех сторон.

Ресторан опустел. После целого дня беготни мальчишки, прислуживающие в ресторане, свалились тут же на улице, бросив под себя одеяла из разноцветных лоскутков.

Три часа ночи. От тусклого света уличных фонарей сон становится лишь глубже. Тянет прохладой.

И вдруг кто-то будто вонзил нож в горло ночной тишины. Раздался громкий крик:

— Вор, во-ор, помогите, хватайте его!.. — Голос звучал глухо, будто рот кричавшего заткнули кляпом.

Крик донесся из того дома, где на лестнице возле своей мансарды спал Бхавсар. Он проснулся от жажды и протянул руку к кувшину с водой. Но, услышав крик, сразу вскочил, кинулся вниз по лестнице и открыл дверь в комнату, откуда, как ему показалось, кричали.

— Шарда бхабхи[50], где вор? Зажгите свет! Он в доме, он еще не успел убежать…

Шарда, женщина средних лет, протирая глаза, удивленно спросила:

— Кто здесь? Это вы, Бхавсар бхаи[51]?

— Зажгите свет, где у вас выключатель?

Но Шарда молчала, и это озадачило Бхавсара. Он спросил:

— Почему вы кричали?