Современная индийская новелла

Можно ли передать, как все мы были счастливы! Брат Тюремщик принес нашу одежду. Я попрощался с друзьями. Обещал писать, прислать им книги. Но случилось нечто непредвиденное: других освободили, а меня оставили в тюрьме. Может быть, произошла какая-то ошибка? Брат Тюремщик упросил начальника тюрьмы дать телефонограмму с запросом. Дождались ответа. Меня не освободили.

Я испытывал такое ощущение, будто остаюсь один в мертвом городе. Целое стадо выпустили пастись на сочный луг, и только одна черная овца осталась в загоне. Я стал единственным обладателем двух колод карт, кувшинчика с маринованными овощами, банки консервированных бананов, душистого табака и бетеля. Что-то зловещее почудилось мне в этом запасе. Я отдал бананы в тюремную больницу, карты — красным шапкам, а листья бетеля — тому парню, что разносил по утрам каньджи. И снова потекли дни…

Я решил бежать. Две стены преграждали мне путь в свободный мир. Под одной можно сделать подкоп, а через вторую надо было каким-то образом перелезть. Охранники по ночам спали. Теперь нужно было дождаться грозовой ночи. Стены моей камеры были не слишком толстыми. Но чтобы проделать в одной из них хорошее отверстие, без инструмента не обойтись. Затем передо мною вставала старинная тюремная стена. Высокая, сложенная из прочного кирпича. Я должен буду достать дюжину длинных гвоздей, вбить их в стену крепко, но не производя излишнего шума. Это и будет лестницей. Наверху прилажу веревку, связанную из простыней и дхоти, спущусь по ней — и все! План выглядел законченным.

В одном углу во дворе тюрьмы я обнаружил кучу старых, заржавленных ведер для нечистот. Я отодрал от них ручки, распрямил и заострил молотком. Вот вам и гвозди. Однажды, прогуливаясь вдоль стены, я заметил, что на красном кирпиче сереет небольшой кружок цемента. Когда-то это была отличная большая дырка — плод упорства и труда многих часов. Через эту дырку обитатели женской и мужской тюрем имели возможность переглядываться, встречаться, так сказать, лицом к лицу. Существование ее не было секретом для тюремных надзирателей. Но они делали вид, что ничего не замечают. Однако вскоре один предприимчивый охранник углядел здесь возможность поразжиться за счет жаждущих общения и стал облагать «местным налогом» каждого любопытного. Ана с головы! У некоторых заключенных не было ни пайсы. Однажды один из таких бедняков принялся бурно протестовать против этих поборов. Тогда охранник замазал дырку цементом, а недовольного заключенного наказал тридцатью шестью ударами плетью.

Несколько дней спустя я, негромко насвистывая, опять шел вдоль стены, как вдруг услыхал:

— Кто это там свистит?

Я отозвался.

— А как вас зовут? — послышалось из-за стены.

Я сообщил свое имя, срок заключения, рассказал о совершенном преступлении. Она, в свою очередь, поведала о себе. Зовут Нараяни. Двадцать два года. Умеет читать и писать. Срок — 14 лет. В тюрьме уже год.

Помолчали. Потом Нараяни попросила:

— Вы не дадите мне кустик роз?

— А откуда вы знаете, что у меня есть розы?

— Здесь, в тюрьме, секретов нет.

— Нараяни! — закричал я со страстностью, которой прежде никогда в себе не подозревал. — Я дам вам все розы в мире!

Она весело рассмеялась. Будто тысяча серебряных колокольчиков зазвенела вокруг.

— Нараяни! Оставайтесь на месте! Не уходите, слышите! Я мигом принесу вам куст.

Примчавшись в свой садик, я осторожно выдернул один розовый куст, связал его, завернул в мешковину и бросился обратно к стене.

— Нараяни! — позвал я. Тишина. — Нараяни! — крикнул я снова. Послышался смех. — Почему вы не отзывались?

— Я спряталась. Просто так, в шутку. — Она опять засмеялась. — А вы принесли куст?

Я молча целовал ветки.

— Ловите! — Я перебросил куст через высокую стену.

— Поймала! — ликующе воскликнула женщина, будто стала обладательницей целого царства.

Мне послышалось, что она всхлипнула.

— Вы плачете, Нараяни?

— Нет. Просто у меня слезы льются из глаз.

— Почему?

— Не знаю.

— Нараяни! Поскорее сажайте розу.

Я вернулся к себе.

В камере было грязно, все перевернуто вверх дном. Я подмел, застелил постель, расставил вещи по местам и присел на ступеньки. Взгляд мой был прикован к стене.

Вот над ней взметнулась вверх ветка. Через некоторое время другая. Я быстро подбежал к стене и крикнул:

— Нараяни!

За стеной было тихо. Я позвал снова.

— Ну, что? Зачем вы пришли опять?

— Нараяни, — спросил я, — а много у вас там женщин?

Она засмеялась.

— Много. И все старые грымзы.

— Сколько?

— Восемьдесят семь.

— А розы есть у вас во дворе?

— Нет, — ответила Нараяни. — Ничего у нас нет. Где вы?

— Я здесь, здесь.

— Завтра я переброшу вам мешочек с толченой баджрой[83]. Попробуйте ее съесть с пальмовым сахаром.

— О, я это очень люблю.

— Ну если не понравится, можете выбросить.

После недолгой паузы спросила:

— А как вы выглядите?

— Лицо светлое, круглое, волосы редкие. Я даже слегка лысоват.

— А глаза?

— Маленькие. Как у слона.

— Ну-у, у слона-то довольно большие…

— Нараяни, — поинтересовался я, — а вы не видели в стене какой-нибудь дырки?