Современная ирландская новелла

Так и шло, но однажды утром, наведавшись в гостиную, хозяйка застала Эйлин болтающей с зеркалом, которое она чистила.

— Не знаю, что и сказать, Энди, — говорила она, оттирая засиженный мухами угол. — До каких лет дожили, а все у нас ветер в голове. — Она озадаченно сплюнула на рябую поверхность и заработала быстрее. — Ну да, над нами частенько посмеиваются, и все же… — Рука с тряпкой металась, как лихорадочная, тусклое серебро заблестело. Эйлин замерла и словно утонула взором в глубине отражения. Потом тряпка двинулась в томный и медленный путь по зеркалу вкруг лица, искаженного диковатой беззубой улыбкой.

— Эйлин!

Она порывисто обернулась. Хозяйка — то ли не выспавшись, то ли встав с левой ноги, — глядела грозно.

— Эйлин, пора тебе перестать валять дурака. Ты отлично знаешь, что это была только шутка, что он тебя и в глаза не видел, что…

— Шутка? — зарычала Эйлин, наступая. — Оставьте нас в покое, понятно?

Хозяйка сробела и ретировалась. Прошел час, и Эйлин как будто позабыла о стычке, но в доме уже ощутили перемену. Ничего внезапного — просто атмосфера медленно и ядовито сгустилась. Горничные, например, охладели к прежним поддразниваниям, на время примолкли, а когда снова открыли рты, то уж не предсказывали счастья, а вещали о близком крушении надежд.

— Опять его не было, Эйлин? Поговаривают, будто у него другая… Уж не уехал ли он?

Она не слушала — интриганки, что с них возьмешь.

Разносчики из лавки уловили новое веяние, оценили его возможности и энергично включились в игру. Логен составил завещание, сообщал самый младший, — все достанется церкви. Известили кухню.

Начинание быстро ширилось, в нем не было прежней свободы, зато была мощь. Вон идет Эйлин. Хгатай ее за жабры! Логен — изменник! Но странное дело — его поносили, а ее вера в него крепчала. Ее легкая походка заявляла: я люблю, и я любима. Ну что тут будешь делать!

И уж конечно, раз она уперлась на своем, энтузиастов потешиться становилось все больше, а энтузиазм — все злее. На длинной бетонной стене, мимо которой она шла домой, появилась надпись «Энди Логен + Мэгги Фойл» (Мэгги была юродивая, которую редко видели без неизвестно с кем нагулянного брюха, пока годы не положили этому конец). Городские потаскушки кричали ей из окон о ночах любви, проведенных с Энди; ах, как они мечтали снова очутиться в его жарких объятиях. А своры сорванцов иной раз гнались за ней до самого дома, подвывая: «Энди Логен ее бросил, Энди Логен ее бросил…»

Но ей было хоть бы что — всегда необъяснимо спокойна, будто знает и не сомневается, что судьба ведет ее прямехонько к алтарю.

Только раз она дрогнула.

Ребята завели привычку являться к ней на дом и приводить с собой «Логена». Его играл старший — корчил унылые рожи, злобно гнусавил, дергался. Войдя и усевшись, он без обиняков заявлял Эйлин, что пора кончать эту историю — он сыт по горло. Что будем делать? Обсудим. За тем, мол, и пришли.

Раз в воскресенье они прибыли около десяти вечера. Один из мальчишек, местный почтальон, храбро постучал. Ответа не было. Он тук — тукнул снова. Дверь приоткрылась, на задвижке забелела рука, в щели — лицо.

— Что, Майкл?

— Слушай, Эйлин, — желая успокоить ее, он небрежно прислонился к косяку. — Мы с Энди как раз шли мимо, — он через плечо указал на дружков, оглянулся, подзывая, — и ему захотелось завернуть к тебе.

Посторонился. Подталкиваемый сзади, приблизился «Энди».

— Убирайтесь!

И хлопнула дверью. И не сказала больше ни слова, но они слышали, как она испуганно мечется по комнате. С минуту потоптались, чувствуя себя почти убийцами, потом, смущенные, потекли в город, напились, бахвалились, но так и не избавились от какой-то растерянности.

Наутро Эйлин напевала как ни в чем не бывало. Борьба продолжалась. Она не желала расставаться с возлюбленным. И поскольку она не сдавалась, им пришлось в конце концов смириться.

Логен умер.

— Плохо дело, Эйлин, — сообщила хозяйка. — Говорят, Энди скончался.

Она ждала, что Эйлин откажется верить, забьется в истерике, но та выслушала и хладнокровно продолжала работать. Однако, когда ее хватились немного спустя, оказалось, что она исчезла.

На похоронах никто не интересовался Логеном — все искали Эйлин. Придет ли? Станет ли плачущей вдовой у гроба? Наверно, разрыдается, когда комья посыплются на гроб? Станет тереть покрасневшие глаза, когда будут ровнять могилу? Без нее похороны потеряли бы всю свою привлекательность.

Эйлин ждали, на нее надеялись, но она не пришла.

Ее отсутствие скоро объяснилось. Она опять спятила, заперлась у себя. Как и следовало ожидать, эта смерть сломила ее. Об Эйлин много говорили в городе. Судьба ее была ясна: еще года два в захламленной нищете, потом богадельня — а там конец. Некоторые даже считали, что местная благотворительная организация должна взять на себя заботу о ее пропитании.