Современная ирландская новелла

— Мне бы хотелось взять у него интервью. Я журналист, работаю в английской газете. Меня интересует то, что произошло вчера ночью.

— Вы — журналист? — с откровенным недоверием переспросил полицейский. — Из Англии?

— Да, и мне бы хотелось повидать сержанта.

Несколько секунд полицейский молча рассматривал Питера. Его молочно — голубые глаза на бледном лице, которое под черным козырьком фуражки казалось совсем мертвенным, были холодны и пусты. Затем он повернулся и повел Питера в дежурку.

Там было пять человек — двое местных полицейских, которых он как будто узнал, двое из вспомогательной полиции и офицер, которого выдавали осанка, хорошо пригнанный мундир, портупея и начищенные краги. Все они посмотрели на Питера с удивлением.

— Этот человек, сержант, — сказал провожатый Питера, обращаясь к одному из местных, — говорит, что он журналист. Работает в какой-то газете в Англии.

Сержант не спеша подошел к Питеру.

— Вы ведь сын мистера Дугласа? — спросил он с сомнением, но вежливо.

— Да, сержант. Я работаю в Англии, в газете, и приехал домой в отпуск. Мне хотелось бы кое-что узнать у вас о том, что произошло вчера ночью.

— Вчера ночью? — Сержант растерянно оглянулся на щеголеватого офицера.

— В какой газете вы работаете? — спросил офицер резко и встал прямо перед Питером, словно надеясь смутить незваного гостя самим своим присутствием. Голос был властный, «английский», холодный, а тон — ровный, как у диктора Би — Би — Си, читающего последние известия.

Питер вежливо объяснил.

— Так — тах<, — бесстрастно сказал офицер. — Мне кажется, я эту газету знаю. — Он повернулся к сержанту. — Я думаю, Ноулз, нам следует проводить мистера Дугласа в другую комнату.

Когда Питер вслед за сержантом вошел в большую комнату в конце коридора, его вдруг осенило.

— Это ведь главный полицейский инспектор графства?

— Он самый, — ответил сержант. Казалось, он хотел еще что-то добавить, но передумал и, помешав в камине угли, вышел.

Значит, вчерашнее происшествие их не на шутку встревожило. Недаром же главный полицейский инспектор графства счел нужным сюда приехать. Да, он, Питер, на правильном пути.

Несколько минут спустя в комнату деловитой походкой вошел главный инспектор. Он встал спиной к огню и улыбнулся Питеру бодрой, энергичной улыбкой. Жидкие волосы зализаны за уши, длинное лицо, холеные усы, нос с горбинкой, глаза, посаженные чуть косо. Красив, ничего не скажешь. Человек, рожденный и привыкший повелевать.

— Должен сказать, мистер Дуглас, в этих краях нечасто можно встретить журналиста. Простите, что не предлагаю вам выпить, но боюсь, что в казармах подобные излишества не положены. — Он коротко рассмеялся. — Если не ошибаюсь, вы здешний уроженец.

— Да, — сказал Питер. Оскорбительность официаль но любезного тона собеседника рассердила Питера, но и пробудила в нем странную робость, и он почти против воли добавил:

— Но учился я в Лагенбридже.

— А! — сказал инспектор с интересом, словно признавая в Питере равного. — Я сам там учился. Вы тоже выпускник Королевской школы?

— Нет, — коротко ответил Питер. А потом, с насмешливой радостью осознав, какой промах допустил инспектор, обманутый английским звучанием его фамилии и тем, что «Набат» был газетой лондонской, он с удовольствием добавил: — Я кончил семинарию святого Киерана.

Ну, прямо, подумал с улыбкой Питер, словно кто-то признался махровому южанину в том, что он на самом деле негр, хоть и выглядит, как стопроцентный белый. Королевская школа входила в число наиболее известных протестантских учебных заведений в Северной Ирландии. Из ее стен, возведенных в восемнадцатом веке, выходили прославленные крикетисты, высокопоставленные колониальные чиновники и епископы. Среди ее питомцев, словно подтверждая широту ее учебных программ, значился даже один известный литературный критик. А на холме напротив, под сенью громоздкого и совсем не древнего собора, пряталась епархиальная семинария святого Киерана, где учились дети ревностных католиков — фермеров, кабатчиков торговцев, — готовившиеся главным образом в священники.

— Ах, так. — Главный инспектор умолк, явно сбитый с толку. Но вскоре он овладел собой и мужественно попытался исправить положение. — Я немного знаком с вашим епископом, славный старик. Только вот херес, который он пьет, мне не по вкусу.

— Херес? — недоуменно повторил Питер.

— М — м-да, — небрежно произнес инспектор. — Он выписывает себе херес прямо из Испании. А мы улаживаем это с таможней. Но этот херес слишком уж сух. Я предпочитаю «Бристольский крем».

Таким, как этот инспектор, националисты — если он вообще о них думает — должны представляться кучкой раздраженных смутьянов. Он даже готов иметь с ними дело, но только на высшем уровне: ска жем, встретиться с магараджей, или с епископом, или услужливым высокопоставленным чиновником из местных. И с какой стати ему меняться? Убежденный в своей терпимости, в прочности своей позиции при настоящем положении вещей, он, скорее всего, окончит свои дни в почетной отставке, получив положенные ему не очень высокие награды.

— Я не знаком с епископом, — сухо сказал Питер.