Современная испанская новелла

На матрацах или же прямо на полу сидят много молодых женщин, возле которых копошатся дети, бледные, худенькие, покрытые болячками. Им нет еще и пяти. День и ночь без воздуха, голодные, они дрожат перед надзирательницами. Они видят, как заключенных уводят на казнь, слышат выстрелы на рассвете. И поэтому у них такое выражение глаз, что становится жутко.

На зов Анхелы выходит молодая женщина.

— Как малыш?

— Плохо, совсем плохо. — Женщина опускает голову, на лице ее безграничное отчаяние. — Он умрет, Анхела, он умрет!

— Нет, нет, — горячо возражает Анхела. — Мы, матери, всегда пугаемся раньше времени.

— Ах, если бы я была на свободе! Но что я могу сделать здесь? Он умрет, — повторяет она.

Медленно, с тяжелым сердцем возвращаемся к себе.

— Знаешь, что говорит Гадюка, когда умирает ребенок? — с гневом спрашивает Анхела. — «Еще одним красным отродьем меньше!»

Современная инквизиция

Найти в Вентасе узницу, которую били и пытали, не трудно. Трудно, чтобы не сказать невозможно, встретить среди узниц такую, которой удалось бы избежать столь обычной тут пощечины.

Избиение палками и истязание электрическим током — две самые распространенные здесь пытки. В основном они предназначены для того, чтобы заставить жертву заговорить и выдать имена других антифранкистов. Но чаще пытают просто так, чтобы насытить свою дикую ненависть, ненависть садистов, потерявших разум.

Вот несколько примеров.

Я разговаривала с Эленой Куартеро. Элена, которой боль — ше пятидесяти лет, передвигается, тяжело опираясь на стул. Она толкает его перед собой за неимением костылей. При каждом шаге лицо ее искажается страданием и она кусает губы, чтобы не закричать от боли: ей переломили позвоночник в трех местах. Э^лена Куартеро, анархистка, приговорена к смерти.

— Несколько полицейских били меня палками до изнеможения, — рассказывает она. — А потом, избитую, заставили подняться по стремянке, чтобы помыть слуховое окно. Когда я поднялась наверх, они выбили у меня из‑под ног лестницу. И вот результат. Полицейские пытались представить дело так, будто я хотела покончить с собой. Я понимаю, что меня все равно убыот, но хочу, чтобы все знали о том, что они со мной сделали.

В другой галерее находится Ньевес С. А. Этой женщине сделали ножиком множество надрезов в промежности, а потом полили их уксусом и посыпали солью. Голую, под смех и сальные шуточки ее заставили бежать и при этом издевались над тем, как она передвигается, широко расставив ноги. «Ты похожа на жабу!» — кричали они ей.

А одну старушку, которой было за семьдесят, заставили ездить на велосипеде. Бедняга упала раз, другой, третий, получая все новые и новые ушибы. Пытка длилась до тех пор, пока она не сломала себе руку.

Маруху Г. били без передышки, чтобы она назвала место пребывания своего мужа, видного антифранкиста. Устав и не получив желанного ответа, они облили ее бензином и подожгли. Испугавшись, один из полицейских набросил на нее куртку, и это спасло ей жизнь, но тело, руки, шея Марухи превратились в сплошные бесформенные рубцы. Особенно груди: они потеряли всякую форму. «Если когда‑нибудь у меня родится ребенок, я не смогу его кормить грудью», — говорит она мне с грустью. Марухе всего двадцать три года.

Но особенно охотно измывались они над беременными женщинами. У многих во время побоев случались выкидыши. «Ты скинешь его через рот!» — кричали они одной молодой женщине, которой оставалось совсем недолго до родов, и били ее ногами в живот. У этой женщины, которую звали Кармен и., был выкидыш, и с тех пор она страдает страшными болями в животе.

Что же касается пыток электрическим током, который они пропускают через запястье и пальцы («Мы тебе подарим браслет и кольца», — обычно говорят они жертве), через половые органы и соски (политые водой, чтобы увеличить силу тока), — это настолько обычно, что все случаи невозможно перечислить.

Пересылка

Новость облетает тюрьму с быстротой молнии: намечается пересылка.

Женщины ходят по коридорам в надежде разузнать подробности. Постепенно выясняется:

— Отправляют в Сарагосу.

Два доктора — Пучеглазый и дон Модесто — обходят четвертый изолятор. Они признают годной к отправке Амансию Серрано.

Это сообщение меня потрясает.

— Амансию Серрано? Ту, у которой позавчера шла горлом кровь?

— А что тебя удивляет? Эти двое коновалов сочли возможным отправить даже женщину с предродовыми схватками.

Здесь решительно ничему нельзя удивляться.

Они ходят, громко выкрикивая имена по списку.

— Меня наверняка отправят, — вздыхает Анхела.

Росита пытается шутить, но ее никто не поддерживает.

Сейчас не до шуток.

Пересылка в отдаленную тюрьму для узниц, которые уже осуждены, — это дамоклов меч, постоянно висящий над их головами. Если к тому же учесть скудные средства их семей, то пересылка означает разлуку с близкими на долгие месяцы, а может быть, и годы. Матери лишаются последнего утешения — жадно всматриваться в лица детей через две толстые решетки, между которыми, словно лев в клетке, ходит надзирательница, внимательно прислушиваясь к разговорам.

— Идут, — сообщает кто‑то.

— Внимание!