Современная испанская новелла

Порой Мария вдруг превращалась в капризную девочку либо подростка, каким была когда‑то, влюбленного без взаимности, но словно отравленного предубеждениями зрелого возраста и разочарованиями прояштых лет. Однако, несмотря ни па что, Мария видела в Сантосе верную опору, преданного друга и возлюбленного, который рассеял все тени и наполнил новым содерясанием ее жизнь, состоявшую прежде из накладных, хлопот по хозяйству, кино и визитов; с ним же она связывала свои мечты о детях.

За одну неделю они условились о помолвке и решили, что свадьба будет через четыре месяца. Все началось с того вечера в кафе, на пятый день их знакомства, когда он взял ее руку, а она, почувствовав одновременно неловкость и влечение к нему, сухо сказала:

— Нам это уже не к лицу: если намерения серьезные, то и действовать надо соответственно, как полоягено.

Сантос крепче уперся ногами в деревянный пол, чтобы унять дрожь в коленях, и ничего не ответил. А когда наконец заговорил, упрямо тряхнув головой и не поднимая глаз от мраморной доски стола, его едва можно было расслышать:

— Да, да, конечно, как ты скажешь: если хочешь, чтобы мы условились обо всем как можно скорее, а потом поженились, так и сделаем.

Ее знакомство с Хименесом Луной и остальной своей холостой компанией Сантос обставил по всем правилам. Он пригласил друзей в кафе «Леванте», и, когда они оба, она — в изящном платье, он — в новом пиджаке, прибыли туда, все уже были в сборе, потому что Мария слишком долго одевалась.

— Вот Хименес Луна, это Хуан Саласар, Эль Авила, Антолинес, его брат Антонио, — представлял приятелей Сантос.

Мария протягивала руку, робко наклоняя голову. Им отвели почетное место в центре плюшевого дивана. Пока все усаживались, гремя стульями, Мария завела оживленный разговор с Антонио Антолинесом, очень красивым юношей, и с Саласаром. Она перескакивала с одной темы на другую и все время улыбалась. Изредка бросая взгляд на Сантоса, Мария замечала, что он страдает, и на какое‑то время принимала серьезный и виноватый вид, как девочка, которую перед банкетом учили, как себя держать, а она все позабыла. Но очень скоро Мария снова заговаривала с Антонио Антолинесом или Саласаром так, что и Антонио стал тревожиться, поглядывая на жениха, да и все остальные чувствовали себя неловко от создавшегося положения и непривычного для них присутствия порядочной женщины.

Когда они вышли и распрощались со всеми, Сантос повел ее домой, крепко сжав руку Марии. Он шумно дышал, а потом вдруг разразился язвительными упреками:

— В следующий раз проделывай рто с кем‑нибудь другим, а надо мной еще никто так не шутил.

— О чем ты говоришь? — Мария притворилась удивленной, хотя все прекрасно понимала и приготовилась к защите.

— О том, что если ты еще раз вздумаешь выкинуть такое, то не увидишь меня как своих ушей. Ты просто плохо воспитана.

Мария вдруг рассердилась и выпалила:

— Со своими грузовиками ты совсем голову потерял. Наверное, когда ты был тореро, ты больше был похож…

— На кого?

— На мужчину.

Сантос выпустил ее руку, повернулся и зашагал в сторону улицы Карретас. Потом тетка гладила ее по волосам, а Мария плакала, положив голову на стол: «Зачем я это ему сказала, зачем?..» Набросив на плечи пальто, она побежала в кафе Регуло.

— Нет, сегодня они не приходили, — ответил Регуло, осматривая ее с ног до головы.

Опустив голову, Мария медленно побрела домой по людным вечерним улицам. Почти одновременно атаковав ее с двух сторон, какой‑то мальчишка и мужчина шепнули ей что‑то; потом она столкнулась с супружеской парой, и пальто съехало у нее с плеча, открыв полную белую руку^т, складку возле подмышки и обтянутую черным высокую крепкую грудь. Перекинув пальто через Руку, Мария шла, привлекая взгляды мужчин, и от этого чувствовала себя еще более одинокой. «Я хуже собаки, хуже собаки, зачем я это сказала, дура, зачем вообще расстроила его?» У дверей своего дома Мария увидела Сантоса. Спокойно и твердо смотрел он, как она приближается; кровь отлила от щек Марии. Сантос сделал шаг ей навстречу, но смотрел теперь куда‑то в конец улицы. На Пласа Майор слышались беготня и крики детей, совсем близко раздался резкий свисток полицейского, иглой вонзившийся в вечернюю тишину, в дальнем баре начали зажигать огни.

— Я пришел, чтобы покончить с этим, ничего у нас не выйдет. Возвращаю тебе твою фотографию, а ты верни мои, — Он поднес руку к карману.

— Хорошо, — с трудом произнесла она. И вдруг расплакалась. — Прости меня, прости. Я хотела знать, как ты себя поведешь.

— Да неужели?

— Клянусь тебе.

— Ну, знаешь…

Видя, что Сантос колеблется, она воспрянула духом:

— Уж и пошутить нельзя…

— Хорошенькие шутки! — снова вскипел он. — Ты еще слишком мало знаешь меня. Так что поосторожнее, а лучше найди себе кого‑нибудь другого. Я ни о ком плакать не стану. Мне сорок шесть, дорогая.

— Но…

— Так что имей в виду…

— Почему бы тебе не зайти на минутку? — Мария умоляюще смотрела на Сантоса. — Я сварю кофе. Пойдем!

Они поднялись. Мария была недовольна собой, а как держался Сантос, ей понравилось. Он был мужчина. Настоящий мужчина и любил ее.