Современная югославская повесть. 80-е годы

Согласимся, что такой взгляд на человека далек от оптимизма. Противостоит ему в повестях югославских писателей трезвость самооценки и, главное, призыв вспомнить и восстановить связь времен, а тем самым — связь между людьми. М. Павич включает в «Хиландарскую повесть» поучительную притчу о том, как жили в древности два монашеских ордена — киновитов, или общежителей, и отшельников-анахоретов, — веками сосуществование в пространстве и во времени. «…Вынесли из времени отшельники камень затворничества и молчания, общежители же — камень братства и тишины. Камни эти несли отдельно, и тишины одних не достигало молчание других», — заключает рассказчик, не забыв упомянуть, что обе секты были связаны единством происхождения и ничто не мешало им понимать друг друга.

Через притчу или фольклорный образ, через историческое предание или экспрессивную авангардистскую метафору югославские писатели 80-х годов доносят до нас мысли, очень близкие нам. Мысли о том, что настало время собирать камни, камни старых городов, и о том, что не время будить вулканы ненависти. Дымящиеся жерла старых Везувиев, за каждым из которых скрывается свой дракон, не должны омрачать жизнь, и нам понятна молитва жителей маленькой македонской деревеньки Дувалец о том, чтобы прошлое не повторилось.

Надеемся, что сборник новой югославской прозы, открываемый «Снами недолгой ночи» и завершаемый повестью о «долгой холодной зиме», понравится читателю и раскроет ему неожиданные стороны литературы СФРЮ.

Н. Вагапова

Милорад Павич СНЫ НЕДОЛГОЙ НОЧИ (ХИЛАНДАРСКАЯ ПОВЕСТЬ)

Милорад Павић

Мали ноћни роман

Београд, 1985

Перевод с сербскохорватского Ю. Беляевой (главы I—III) и О. Кирилловой (главы IV—VI)

Редактор Р. Грецкая

I

Кончики усов они сплетали подобно бичам. Всю свою жизнь они не улыбались, лишь морщины на лбу выдавали их возраст. Старились от мыслей — не от радости. Знали, что евреи зовут их эдомеями[1], сами же себя называли солью земли. Нужно много времени, чтобы потратить горсть соли, — так считали они и терпели. У них было два знака — Овен и Рыба. Овну скармливали хлеб, замешенный на слезах, Рыбе — кольцо из теста, ибо она — невеста души. Четыре-пять поколений должны были уйти в прошлое, чтобы один из них изрек:

— Сильнее всего я люблю говорящее дерево — только оно плодоносит дважды и позволяет познать, что есть молчание и что тишина. Ибо человек с сердцем, преисполненным молчания, и человек с тишиной в сердце не похожи друг на друга…

Тот, кто произнес эти слова, был родом из Антиохии; он погиб в Риме, в 107 году, найдя мгновенную смерть в пасти зверя; отошел без страха и ненависти, участь его разделил соплеменник по имени Игнатий. Как на пшеничном зерне не каждому дано прочесть все, что на нем записано — а записано многое: каким быть колосу, соломе и много ли уродится новых зерен, — так ничего не понять наперед из его слов, хотя в них заключено все.