Спустились сумерки, в воздухе летали, кружась, редкие обледенелые снежинки. Над городом повисла зеленоватая мгла. У фонарей подрагивали облачка света, а сугробы между столбами утопали во мраке. Тихонько постанывая от холода, Долорес брела по улице: темнота, свет, снова темнота.
Когда она ввалилась в комнату, Андре сидел у телевизора, глядя веселую детскую передачу, и грыз шоколад, делясь крошками с Габи.
— Где ты была? О господи, Долли! У тебя лицо отморожено.
— Нога тоже. Помоги снять сапоги.
Когда Андре снял сапог у нее с левой ноги, оказалось, что нога побелела, пальцы начали синеть.
— Снегом потри, — попросила Долорес.
— Не поможет. Лучше всего в ванну, не очень горячую.
Погрузившись в ванну, Долорес взвыла от боли. Андре обтер ее полотенцем, отыскал в шкафу старую фланелевую пижаму. Укутавшись двумя одеялами, Долорес пристроилась у батареи, дрожа от пробиравшего ее озноба. Нога, щеки и нос покрылись блестящими, водянистыми волдыриками, просвечивавшая под ними покрасневшая, тусклая кожа казалась неживой.
Подавая Долорес тарелку с горячим супом, Андре спросил:
— Все-таки, где ты была?
— У Эсси.
— Прямо жить без нее не можешь. Надо было в такую холодрыгу переться.
Долорес молча поплелась в спальню.
На следующее утро она не смогла подняться и на работу не пошла. Так и проспала до середины дня, но мысль о том, что в доме нечего есть, заставила ее подняться. Долорес встала и с радостью отметила, что сильно обледеневшее за месяц стужи окно начало понемногу оттаивать.
Слава богу, потеплело! Оденусь-ка. Интересно, сапоги-то можно еще носить? Надо в магазин, на три доллара накуплю несколько пачек «обедов-полуфабрикатов», пачку овсянки и сухого молока. Пока хватит. Может, завтра на работу пойду.
Но не успела она добраться с сумками до дому, как ей стало ясно: на работу она не только завтра, а еще несколько дней ходить не сможет. Распухшей, обмороженной ступне было до боли тесно в сапогах. В последующие трое суток Долорес не выходила из дома. Она сидела, положив ногу на кухонный стул, уставившись в экран телевизора, и все ломала голову: где бы достать денег. Опасалась, что Андре вот-вот начнет роптать от однообразия пищи, но он этого словно не замечал.
В пятницу, после занятий Андре с шумом ворвался в комнату.
— Красота! Благодать на улице. Видать, скоро…
— Где твои боты?
— Не знаю, прихожу в раздевалку, а их там нет…
— Ты что же, не запер их в свой ящик?
— Я…
— Так, боты, учебники, логарифмические линейки… Что дальше?
— Слушай, черт подери! Что я, без бот не обойдусь?
— Ну а если опять мороз?
Андре, виновато моргая, потупился, уставился на лужицы, стекавшие с ботинок, и молчал.
— Ладно, куда деваться, — Долорес вздохнула. — Ни за чем до понедельника выходить не будем, в понедельник — получка. Как раз на работу выйду, а во вторник выходной. Может, повезет, продержится теплая погода. Расплачусь со старухой Сэвчек, продуктов накуплю, потом в центр смотаю, присмотрю тебе боты. У тебя какой размер, десятый?
Хозяйка повысила квартплату на десять долларов. Цены на продукты подскочили, а это значило, что при всем желании денег у Долорес останется разве что на галоши.
Это что же, совсем без гроша до очередной получки? Черт бы побрал эту Эсси! Ладно, отправлюсь в центр, похожу, посмотрю. Может, обломится что.
И обломилось. Долорес поняла, что ей крупно повезло.
Дело шло к вечеру. Весь день Долорес прослонялась по трем крупнейшим в городе универмагам. Она устала от постоянного высматривания, сильно проголодалась.
К дьяволу, хватит! Спущусь в подвал, где у них уцененные товары, куплю Андре галоши, и все…
Проходя через секцию меховых шуб в универмаге «Хадсонз-Бей», она углядела прилично одетую матрону, беседовавшую с другой, помоложе, видно дочерью; та слушала мать рассеянно, то и дело поглядывая на своего двухлетнего малыша, он устал и все время хныкал.
Матрона открыла сумочку из дорогой кожи, вынула пачку сигарет и зажигалку, как раз в этот момент показалась продавщица с роскошным манто из голубой норки.
— Вы такого тона хотели, миссис Соддерстром? — спросила продавщица, выкладывая манто на прилавок. — Вот, пожалуйста, — она подула на мех.
Матрона кинула сигареты в сумочку, поднялась и подошла к прилавку. Раскрытая сумочка осталась на стуле.
— Ну что, нравится тебе, Берта? — спросила матрона дочь.
Та, повернувшись спиной к малышу, подошла вслед за матерью к прилавку посмотреть манто.
Долорес подвинула кронштейн с меховыми пальто, чтоб загородиться от дам, воровато огляделась, затем, сдвинув брови и сделав страшное лицо, двинулась на малыша. Тот, раскрыв рот, взвизгнул от страха и кинулся к матери, зарылся лицом ей в юбку.
Воспользовавшись тем, что внимание женщин было отвлечено ребенком, Долорес с невозмутимым спокойствием — эх, жаль, не было рядом Эсси! — взяла из открытой сумочки бумажник и направилась в дамский туалет. Она вошла в кабинку, закрыв за собой дверь, и дрожащими руками развернула бумажник. Вытащила деньги, сунула в карман, запихнула бумажник поглубже в корзинку для мусора, потом поспешила вон из универмага.