Современная канадская повесть

Далее шла перепечатка статьи из журнала «Ридерз дайджест», где описывалось, как Уилбер П. Уэйд за одну неделю продал целый подокруг. Где-то в Аризоне. Ладно, с этим мы еще успеем познакомиться. Разговорник оказался позабавнее, и Лэндон с улыбкой смотрел на незнакомые слова. В школе языки ему давались легко. Французский… немецкий… латынь. Как-то он даже собрался одолеть испанский. По программе для взрослых. На вечерних курсах, он сидел там с десятком таких же неприкаянных. В зимние вечера всех их гнало из дому одиночество. Учительница, мисс Деладо, носила длинные юбки и черные чулки. Ее туфли с жесткими каблуками стучали по полу, как кастаньеты. «Buenas noches[53], изучающие испанский язык». И они отвечали хором, как пятиклассники. Они читали из «El cuento de Ferdinando». История Фердинанда, маленького быка, который не хотел драться, а предпочитал нюхать цветы под пробковым деревом. Фердинанд Лэндон. Он полистал страницы: какое это все-таки богатство — иностранные языки! Come ti piace la mia macchina? Как вам нравится моя машина? E veramente bella. Очень красивая. А вот как это выглядит по-венгерски: Hogy tetszik a koscim? Nagyon. Маргарет может помочь ему с польским. Если на горизонте появится бездомный полян. Ему вдруг захотелось рассказать ей о своих новостях. Здорово, когда есть с кем поделиться радостной вестью! Он скажет ей днем, когда она вернется с работы. А что, если отпраздновать это событие, поужинать вместе? Все остальное может подождать. Или не может? Он распихал книжонки по карманам пальто, скрестил руки на груди и откинулся назад, настраиваясь на поездку через весь город.

На станции «Спадина» он поднялся на узкий асфальтовый тротуар, минутку постоял в нерешительности, перевел дух и пошел по Мэдисон-авеню. С легкой тревогой он понял, что долгий подъем утомил его. Да, он совершенно потерял форму. К тому же от пива в «Кинг-Конге» побаливала голова, и боль тупыми ударами отдавалась в висках. Неплохо бы полежать часок.

По Блор-стрит он пошел на восток, в направлении Гурона, свернул на юг около небольшого парка — там, сидя на скамье, он недавно выслушивал молодого человека, который хотел похимичить с мировыми запасами воды. В парке слабая травка пробивалась сквозь проплешины тающего снега, скрытые под снежным покровом собачьи испражнения теперь обнажились и, размягчившись, слабо пованивали в мартовском воздухе. Здесь выгуливали собак, и белка набралось столько, что хватило бы накормить полмира. Еще несколько недель — и пудели со спаниелями начнут сбрасывать на зелень свой груз и протирать ее задиками, калечить и без того чахлую флору. Неужели ничего нельзя сделать? Обратиться в газету. «Собаки загаживают наши парки». И подпись: «Возмущенный гражданин». Или, скажем: «Скользкие подошвы!»

Ярдах в ста по улице кто-то знакомый прощался с длинноногой рыжеволосой девицей. Да это же Томми Росситер с очередной подругой! Лэндон застонал и поспешно свернул в парк. Только не Росситер! И без него голова раскалывается!

Росситер, целиком — пять футов шесть дюймов — затиснутый в пальто из коричневой кожи, не заметил Лэндона и перешел на другую сторону улицы. Они виделись две недели назад. Перед зданием клуба иностранных студентов — Росситер распространялся о созерцании «ву», что, как он объяснил Лэндону, на языке последователей даосизма означает «ничто». В последнее время он увлекся восточной религией. Он также вложил некоторую сумму в дело, возглавляемое его другом, — торговля привозным товаром. Благовонные палочки, подсвечники из кованого железа, четки, игральные карты, циновки для коленопреклонения. Дело было прибыльное, и они намеревались открыть магазинчик на Йорквилл-стрит. Росситер неизбежно свихнется, полагал Лэндон, это лишь вопрос времени.

В начале шестидесятых Росситер с женой жили по соседству с Лэндоном, тогда в моде были пластинки Пита Сигера и движение за гражданские права. В это беспокойное времечко Лэндон, потягивая вечерами пиво, не раз слышал, как Росситер с женой Сандрой ругаются из-за прав негров в Алабаме. Позднее, лежа в кровати, он слышал сквозь стену звуки ударов: в качестве окончательного аргумента Росситер и его жена пускали в ход кулаки. Эта парочка всегда напоминала Лэндону детский стишок, и, слушая их, он проговаривал его в постели:

Плюшевый песик сказал: «Гав-гав-гав!»
Байковый котик ответил: «Мяу-мяу!»
Долго порхали потом по лужайке
Ниточки плюша, лоскутики байки.