Современная китайская проза

Читатель знает, что проводимая в Китае с мая 1966 по сентябрь 1976 года «великая пролетарская культурная революция» нарушила жизнь страны, нанесла непоправимый урон китайской культуре, искалечила человеческие души. Все это с болью и гневом отражено в «литературе шрамов». Именно эта литература выпустила на свободу джинна правды о «культурной революции», которого теперь невозможно загнать обратно в закупоренный сосуд. Писатели прорвались в «запретную зону», и понятно, что пережитое чем дальше, тем больше будет волновать их умы и сердца, будить мысль и совесть, потому что с течением времени откроются новые факты, высветятся новые подробности и наверняка придет более ясное понимание происшедшего, а самое главное — осмысление его корней и причин. И хочется надеяться, что дальнейшая литературная работа в этом направлении породит в писателях еще большую способность исследовать процессы изнутри и вслед за тем находить новые, все более совершенные художественные средства и образы.

Отрадно отметить, что уже в ряде произведений конца семидесятых — начала восьмидесятых годов правдивое описание событий, акценты на драматизме ситуаций не являются самоцелью. Авторов подобных произведений заботит уже стремление философски осмыслить случившееся, по-своему изъяснить социальные проблемы и оценить исторический опыт, так глубоко выстраданный в их родной стране. Из-под пера граждански мыслящих писателей выходят рассказы и повести, в которых делается попытка осмысления фактов на более широком материале повседневной действительности, перед читателем предстает не просто описание умело высвеченного вопиющего явления беззакония или несправедливости, а довольно сложное сюжетное построение, на фоне которого обязательно происходит раскрытие и самораскрытие образов. Герои живут и действуют, как в реальной жизни, автор не классифицирует своих героев заранее, не раздает им ярлыков с надписью «хороший», «плохой», а приводит читателя к самостоятельным выводам, заставляет думать и оценивать описанное согласно высоким нравственным критериям. Если же автор и не удерживается от суждения, опережающего выводы читателя, то все же делает это в деликатной манере, не навязчиво, вскользь, но чаще приглашает своих читателей к совместным размышлениям о морали и добре. Злу и безнравственности, разумеется, выносится суровый приговор, но публицистический пафос звучания уже несколько снижен; не рассуждения и сентенции автора, а слова и поступки героев заставляют читателя постепенно проникать в глубины социально-нравственного и этико-философского содержания жизни. Подобная задача особенно удается в произведениях, которые называют сейчас в Китае «литературой дум о прошедшем». Этот вид произведений пришел на смену «литературе шрамов» и представляет собой не просто прозу-свидетельство, прозу-документ, а разросшееся повествование, в котором события мрачного прошлого, факты произвола, смута, хаос служат лишь отправной точкой для характеристики героев, для раздумий самого автора и его персонажей. Писатель ставит цель отобразить жизнь, а не случай, показывает человека в сложных условиях существования, а не описывает единичный факт унижения чувства человеческого достоинства или нарушения социалистической законности, попрания демократических прав и свобод. На страницах прозы «раздумий о прошлом» живут и действуют самые обычные люди, иногда и не являвшиеся мишенью критики и нападок, объектом проработочных кампаний, а просто ставшие молчаливыми, запуганными свидетелями всего происходившего, а значит, невольными соучастниками творившихся безобразий. Сколько их, оглупленных, обманутых, как жалки они в своем стремлении укрыться в безопасном месте и переждать, пока другие становятся жертвой, на какие только уловки не идут они, чтобы прикинуться политически правыми, спасти свои жизни, чаще всего ценой жизни своих близких, друзей. Несчастные люди, ставшие таковыми в суровых условиях объективности, а рядом с ними — жуткие фигуры временных хозяев жизни, тоже далеко не одинаковые и по разным причинам оказавшиеся на гребне мутной волны. Вершители судеб, судьи мучеников, инквизиторы. Какова их психология, порождением каких сил они являются? Вот что становится объектом пристального внимания писателя; здесь уже мало одного реализма в изображении действительности: писателя мучают и ведут за собой поиски причины явлений, вопросы социальной справедливости, проблемы нравственного порядка. Авторы китайской прозы, сами свидетели, а иногда и жертвы социальных потрясений и трагедий миллионов, становятся философичны и вводят в свои произведения героев с психологической многомерностью характеров, с богатым внутренним миром, с планом раздумий и переживаний. Таковы и писатели, произведения которых вошли в настоящий сборник.