Современная наука и философия: Пути фундаментальных исследований и перспективы философии

Истоки понимания последнего восходят к идеям Возрождения. Для средневековой мысли в ее официальных направлениях критерием ценности служит десекуляризация, т. е. переход от секулярного, временного, относительного, свойственного «земному граду», к невременному, к неподвижной сакральной вечности, свойственной «божьему граду». Временные события и процессы обладают ценностью, если они в эволюции мира, длящейся до скончания веков, проникнуты ощущением сакральной вечности. Выражение «до скончания веков» имело в средние века не тот смысл, который ему придают начиная с Возрождения. Средневековые мыслители полагали, что в «конце веков» века перестанут существовать, время остановится и исчезнет. Эта концепция, ставшая архаической уже в XVI веке, была связана со статической гармонией мироздания – основной идеей античной и средневековой космологии. Новая концепция ценности, возникшая в рамках Возрождения, явилась некоторым предварительным вариантом учения о вечности времени, о бесконечном временном процессе изменения мира, о динамической гармонии бытия.

Обобщением длящейся, динамической вечности явилось затем, гегелевское понятие истинной бесконечности. Современное, связанное с неклассической наукой, понятие бесконечности отличается тем, что бесконечность не только присутствует в каждом конечном элементе, но и взаимодействует с каждым конечным или бесконечно малым элементом. Такое понятие бесконечности подчеркивает связь бесконечности с действием, бесконечность становится как бы объектом действия – антитезой средневекового провиденциализма, мысли о провидении, заменившем античный фатум, но столь же незыблемом в своих предначертаниях. Бесконечность, зависящая от локального элемента, – одно из самых нетрадиционных и парадоксальных понятий физики XX века.

Может показаться искусственным непосредственный переход от физического взаимодействия бесконечно малого с бесконечно большим к взаимодействию в других областях реальности. Однако ранее уже говорилось о влиянии теории относительности и других разделов неклассической науки на философские обобщения, что является исходным пунктом подобного перехода.

Обобщение достижений теории относительности и квантовой механики в значительной мере совпадает с исторической эволюцией. В первой половине XX века теорию относительности считали по преимуществу макроскопической теорией быстро движущихся тел. Во второй половине века теория относительности становится единой теорией Вселенной и микромира и вступает в значительно более явный и тесный союз с квантовой теорией, которая также становится универсальной, охватывающей космические процессы. Подобная универсализация созданных в первой половине века физических теорий означает переход из теории микромира в теорию космоса и обратно физических констант, моделей, законов, уравнений, понятий, которые по своей общности в какой-то степени приближаются к философским (или к общенаучным) категориям, оставаясь при этом в пределах физики.

Здесь уместно вспомнить, что в физике Эпикура гипотеза спонтанных отклонений атомов от предписанных законом прямолинейных путей имела философский смысл.

Она относилась к бытию во всех его формах и служила основой освобождения человека от абсолютной «власти физики», как называл Эпикур макроскопическую детерминированность бытия. Эта нота – выведение относительной автономии индивида из спонтанных движений атомов – звучит очень явственно и у Эпикура, и у Лукреция. В той или иной форме, явно или неявно она звучала и позже. Какие же новые моменты внесла сюда неклассическая наука?

Она не ограничивается некоторым возвратом к спонтанным отклонениям в атомной физике, а включает и обратную операцию: локальный процесс видоизменяет макроскопическое и даже космическое целое. В теории познания аналогичное положение выразилось в том, что Эйнштейн называл «бегством от парадокса», т. е. в освобождении от парадоксальности эксперимента путем перехода к новой, парадоксальной, максимально общей теории. Но автономия частицы означает максимальное воплощение, локальную реализацию бесконечного, и именно в такой реализации – ценность локального акта, локального эксперимента.

Из большого числа замечаний Эйнштейна о смысле познания и жизни можно привести одно, тесно связанное с проблемой бесконечности. В автобиографических заметках 1949 года он писал о познании объективного «вне-личного» и «надличного» мира как об основном идеале своей юности: «Там, во вне, существовал большой мир, существующий независимо от нас, людей, и стоящий перед нами как огромная вечная загадка, доступная, однако, по крайней мере отчасти, нашему восприятию и нашему разуму. Изучение этого мира манило как освобождение, и я скоро убедился, что многие из тех, кого я научился ценить и уважать, нашли свою внутреннюю свободу и уверенность, отдавшись целиком этому занятию. Мысленный охват, в рамках доступных нам возможностей, этого внеличного мира представлялся мне, наполовину сознательно, наполовину бессознательно, как высшая цель»[21],